Нам нельзя - стр. 12
Лето, солнце, океан. Я приехал в Монтерей. Мы с Картером тусили ночи напролет: бухали, курили, таскались по телкам, ночь пили большими глотками. Через две недели беспробудного прожигания жизни моя совесть надавала подзатыльников – решено было навестить предков: отца и Риччи. Лучше бы я оставался в загуле…
– Смотри, какой экземпляр, – бросил, притормаживая на светофоре. Нужно пьяного Картера (мы не просыхали, наверное, дня четыре) сдать на руки предкам, а потом в дом родной наведаться. Отец просил приехать. Да и соскучился я немного.
– Где? – Картер даже очки опустил, но глаза один хрен в кучу.
– Вон, на роликах. Рыжая.
Я засмотрелся даже: ноги длинные, ровные и стройные, шортики короткие, едва крепкую задницу прикрывают. Но самое главное – волосы. Густые, пушистые. Мягкие, наверное. Меня в последнее время на рыжих поперло.
Сзади сигналить начали – бля, зеленый давно загорелся. Я сорвался с места. Красотка на своих роликах до перекрестка доехала уже. Остановлюсь и дам свой номер: она позвонит. Телки мне всегда сами звонят. И на лицо ее неплохо было бы посмотреть. И сиськи тоже.
Я прижался к тротуару: хотел окликнуть, когда она повернулась. Зачетная девочка. Глаза большие, губы пухлые, молоденькая правда совсем. И еще знакомая какая-то. Не пойму, где видел ее.
– Так это же твоя сестра! – наконец прозрел Картер. – Малявка Кайла, хотя… – он глазомером в нее стрельнул. – Жопа у нее вполне взрослая.
– Заткнись! – психанул я. Причем не на него, а на самого себя. Круто дал руля, вписываясь в поворот, с заездом на тротуар. Я подрезал Кайлу. Видел, как растянулась на асфальте. Зараза мелкая. Хотя ничерта не мелкая уже!
Домой она приехала с разбитыми коленками. А нехер без защиты ездить! И шлюховские шорты тоже нехер носить! Семнадцать лет, а задницей крутит, как местная давалка!
В тот день закончился мой покой. Я даже сейчас помнил, как Кайла зыркнула на меня. Поняла ведь, что я был за рулем, знала мою машину. Но ничего не сказала. Не пожаловалась отцу или маман своей. Она вообще никогда не жаловалась: ни на меня (а было за что), ни вообще. Мы ругались, пакостили и ненавидели друг друга, не привлекая взрослых. Это была наша война: горячая, потом холодная. Я даже уважал ее за то, что так стойко отбивалась от моих нападок, пока мне не пришлось сражаться с моментально распространившемся во мне пожаром. Я больше не мог смотреть на Кайлу, как на малявку, инородный элемент в моем доме, который совсем ни к месту, но так и быть – пусть будет. Я мог смириться с мачехой и довеском, который она привела, но не мог принять, что эта рыжая девчонка начала вызывать во мне какие-то абсолютно противоречивые чувства.