Наказание красавицы - стр. 27
Женщина подождала, одной рукой удерживая груди принцессы, другой же ухватив ее за волосы. Красавица медленно кивнула.
– Ну и отлично, – уже тише сказала госпожа.
Она развернула принцессу на столешнице, уложив головой к дверям, и задрала ей подбородок так, чтобы девушка могла видеть болтающуюся у входа бедняжку принцессу. И тут же деревянная лопатка увесисто прошлась Красавице по ягодицам, по прежним рубцам, отчего девушке показалось, что ее зад распух и весь горит.
Красавица лежала неподвижно, даже наслаждаясь тем странным чувством успокоения, которое пришло к ней еще на булыжной мостовой. Одновременно внизу живота накатывалось сладкое томление. И это растущее возбуждение словно сметало со своего пути любые страхи и тревоги. Или властный голос этой женщины так на нее подействовал?
«Если б захотела, я могла бы ей и вовсе не подчиняться», – подумала Красавица, охваченная этой столь непривычной безмятежностью. Ее лоно между тем стремительно набухло и засочилось влагой.
– Теперь слушай дальше, – завела новую тираду госпожа Локли. – При каждом касании этой лопатки ты будешь ерзать передо мною, выгибаться и стонать. Но ты не смеешь сопротивляться и от меня выворачиваться. И ты не станешь этого делать. Также ты не будешь убирать руки от шеи. И еще тебе не позволено открывать свой рот. Ясно? Ты можешь только елозить и стонать. И с каждым ударом ты обязана показывать мне, как ты его чувствуешь, как ценишь мои старания, как благодарна мне за наказание и насколько сознаешь, что именно это ты и заслужила. В противном случае ты будешь болтаться под вывеской до тех пор, пока на площади закончатся торги, народ станет потихоньку разбредаться по домам, и солдаты смогут наконец зайти сюда пропустить по кружке эля.
Красавица была поражена. В замке с ней никогда и никто не разговаривал подобным образом – с такой хладнокровной, бесстрастной доходчивостью. В то же время за этими речами стояла столь восхитительная практичность, что принцесса едва сдержала улыбку. И, разумеется, эта дама сделает все как сказала. А почему бы нет? Если бы Красавица держала трактир и купила за двадцать семь золотых монет какую-нибудь строптивую рабыню, то вела бы себя с ней точно так же. И, конечно, так же требовала бы, чтобы та стонала, выгибалась и ерзала, выказывая свое смирение, и не просто молотила бы по ней лопаткой, а воспитывала бы в ней рабскую покорность.
Странное чувство обыденности происходящего вновь охватило Красавицу.
Она смирилась с этим сумрачным залом трактира, откуда солнце видно лишь сквозь открытую дверь – как его лучи поигрывают на гладких булыжниках мостовой, – она приняла этот непривычный для ее слуха голос госпожи, полный надменной отчужденности. Сладкозвучные речи обитателей замка по сравнению с ним казались чересчур приторными.