Размер шрифта
-
+

Накаленный воздух - стр. 2

Но жуткое место не отпускало: машина не двигалась, хотя мотор ревел на последнем издыхании. Ветер свистел за опущенными стеклами.

– Что это? – Зубы Саранчаева в испуге выбили дробь.

– Всего только зимняя вьюга, – раздалось у его правого уха. Голос как бы прошелся по ребрам.

Лопоухий вздрогнул. Рывком повернулся вправо. Увидал снаружи рядом с дверцей машины темный мужской силуэт. Удивился, что в темноте хорошо различил неулыбчивое лицо, сковывающий взгляд, костюм и галстук-бабочку. Оторопь парализовала. Не успел подумать, как губы промямлили:

– Этого не может быть.

– Ты полагаешь, тебе известно, что может быть, а чего не может быть? – Голос придавил к сидению. – Думаешь, знаешь, когда и кого надо тюкнуть по темечку?

Саранчаев мгновенно вспотел. Губы нежданного собеседника не шевелились, а его голос неотступно ввинчивался в уши и сжимал до судорог мозг. Саранчаев точно сидел на раскаленной сковороде, и задница жарилась, как свиные шкварки. Отяжелевший язык едва повернулся во рту:

– Ты кто, откуда взялся? Никого же не было.

– Полагаешь, что меня здесь нет? – собеседник за дверцей чуть отодвинулся в темноту.

Лопоухий вылупил глаза, не зная, что ответить.

– Впрочем, так оно и есть, – разнеслось снаружи, и тьма поглотила странного прохожего.

Саранчаев лихорадочно вгляделся в ночь, не понимая, куда тот исчез. Кинул взгляд на Блохина, чувствуя, как тело продолжает плавиться на раскаленной сковороде, прохрипел:

– Гони!

Блохин щелкнул зубами и с новой силой надавил на педаль.

Машину как будто подхватило ветром и понесло по дороге.


Ресторатор Петр Пантарчук в это утро неохотно выбрался из постели. Легкости не было, давило предчувствие опасности, хоть откладывай командировку. Сунул голову под холодный душ, но лучше не стало. Руки не попадали в рукава белой рубахи, ноги запутались в штанинах светло-коричневых брюк. Не сразу нашел черную папку с бумагами.

Жена Екатерина проводила до двери. Тонкая, с красивым носиком и зелеными глазами, в коротком халатике. Подставила губы для поцелуя. На ее фоне крупный Петр с рельефным лицом казался грубоватым и неповоротливым.

Он вышел из подъезда. Утреннее солнце ослепило. Прищурился. И раздраженно поморщился. Душа словно сдавлена тяжелыми валунами и никак не может вырваться на волю. Приостановился, прежде чем сесть во внедорожник. Потом тупо примял заднее сидение, прижался затылком к подголовнику.

Машина нырнула за угол в дорожный поток и понеслась как по течению. Пантарчук прикрыл глаза. Водитель с круглыми глазами прибавил скорость.

Выехали за город. Быстро пронеслись три десятка километров. Свернули на узкую примыкающую дорогу. Длинные прохладные тени от придорожных деревьев скользили по кузову автомобиля и падали с багажника на асфальт.

Страница 2