Надломленный мозг - стр. 7

– Ну, без вас тупик получается, – сказал без всякого вступления. – Никто не запомнил внешности парня, с которого ты, Оля, сорвала маску.

– Там и запоминать нечего! – усмехнулся Глеб. – Я же говорил тебе по телефону, что этой физиономией можно пугать нормальных людей.

– Я не знаю, как у меня это получилось, – словно оправдываясь в содеянном, сказала Ольга. – До сих пор мурашки по спине бегают.

– Давайте-ка садитесь и рассказывайте подробно, как все было, – попросил Аристарх, показывая на ближайший диван и доставая записную книжку. – И, может, попробуем после этого составить фоторобот?

– Попробовать можно, – согласился Глеб, провожая жену к дивану. – Но предупреждаю: это будет черт знает что!

– Лучше черт знает что, чем вообще ничего! – проговорил Акламин, подкатывая ближе к дивану столик.

Усадив Ольгу, Глеб и Аристарх остались стоять. Акламин негромко задавал вопросы то ему, то ей и серьезно выслушивал ответы. Поджарый, прямой, аккуратно одетый, он был чуть ниже высокого Глеба и, неулыбчиво смотря ему в лицо, приподнимал подбородок. Выслушав ответы, Аристарх вздохнул с облегчением. Для начала есть за что зацепиться, а если еще и фоторобот будет, пусть самый паршивенький, пусть даже штрихпунктирный набросок, тогда уже что-то.

– Не будем откладывать, – сказал он и махнул оперативникам, поднимая их с соседнего дивана. – Едем в полицию, чтобы составить фоторобот.

Фоторобот действительно получился так себе. Не лицо, а застывшая маска. Между тем на безрыбье и рак рыба. Из полиции Корозов отвез жену на работу. Сам поехал в офис. Вызвал к себе начальника охраны. Распорядился, чтобы тот немедленно организовал для Ольги надежных охранников. Через час около музыкальной школы стояла машина с охраной. Двое стали у двери класса, в котором она преподавала. Вечером того же дня оперативники вышли на мужа Инги. Приехали к нему, надеясь получить какую-нибудь информацию. Но тот был крайне напуган, растерян и, казалось, сам ждал ответов от оперов. Среднего роста, плотный, с рыжевато-русыми волосами, с обыкновенной формой лица и простоватым выражением на нем. Он моргал припухшими бегающими глазами и беспрерывно спрашивал дрожащими губами:

– За что ее? Что они сделают с нею и моим ребенком? Что они сделать? – и повторял: – Я ничего не знаю. Я ничего не знаю. Я ничего не знаю.

Вопросы оперативников так и остались без ответов.

Прижавшись спиной и лохматым затылком к стене, Квазимодо задрал подбородок и тянул шею кверху. К его горлу было приставлено лезвие ножа. Оно врезалось в кожу, и казалось, еще чуть-чуть – и нож, как в масло, войдет в гортань и перережет его напополам. Руки у Квазимодо были опущены вниз, он боялся шевельнуть ими. Стоял на цыпочках, вытягивался, сколько мог, в струну и не решался произнести ни единого слова. Застывшая маска лица безжизненно тупа, в глазах дрожит страх. Нож был в руке Тимура Сихонова, мускулистого широкоплечего парня с немного раскосыми глазами, что придавало его взгляду неопределенность. Никогда невозможно определить, на тебя он смотрит или мимо. А уж тем более нельзя разгадать, о чем он думает, какое действие совершит в следующий миг. Его глаза могли быть ласковыми и масляными, которые притягивали и располагали к себе, а через секунду – злыми и тяжелыми, от которых пробивал пот и кололо под ложечкой. Лицо так же, как плечи, было широким, но довольно аккуратно сложенным. На парне были красивый новый костюм болотного цвета, белая рубаха и рыжие новенькие туфли. На брюках идеальная стрелка. Чувствовалось, что он любит элегантно одеться и знает толк в вещах. Точно зная, что вселяет ужас в Квазимодо так же, как мерзкая личина того пугает людей на улицах, Сихонов смотрел ему в глаза. Квазимодо на самом деле боялся Тимура. Не сомневался, что тому сейчас ничего не стоит чиркнуть лезвием по горлу, а потом выбросить его труп в речку или зарыть глубоко в землю. И это действительно было так. Тимур расправлялся жестоко и мгновенно. Об этом знал не только Квазимодо. Знали и другие подельники, стоявшие тут же вдоль стены и напряженно ожидавшие исхода разборок. Никто не пытался угадать, чем все может закончиться. Исход мог быть непредсказуемым. Однако все как один в душе были злы на Квазимодо. Он стал причиной этих разборок. Если бы он не потерял ствол и не показал свое жуткое лицо в роддоме, все было бы иначе. Сихонов сейчас похвалил бы их своим обычным похлопыванием по плечу и налил по стопке из своих запасов. А запасы у него будь здоров какие! Под домом располагался огромный подвал, на треть заполненный отличными качественными винами. Откуда он их брал, никто не знал, но похвастать ими Тимур не упускал случая. И хотя сам не злоупотреблял спиртным, однако других угощал охотно. Но при этом ждал достойной оценки. Среди его знакомых были люди, которые истинно по достоинству могли оценить вина. Но что касалось этой четверки, они пили все, что горело, и оценивали только по одному критерию: если лучше горит – значит, больше спирта, если плохо горит – стало быть, дрянь. Между тем Сихонову, если им удавалось попробовать из его рук, они нахваливали безмерно. Попробуй не похвали! Не решались. Но теперь из-за этого козла Квазимодо они все выстроились в линеечку и дрожали за собственную шкуру. Перед этим Ингу с младенцем забросили по намеченному адресу, оставили под охраной, а сами, сменив в каком-то переулке машину, примчались сюда с отчетом.