Над Доном-рекой - стр. 8
Рядом со скамейкой Вари вдруг объявился желтовато-серый огромный кот, потянулся, словно позируя. Вообще-то, городовые не пускают в сад нищих, солдат и собак бродячих, но у котов свои ходы-выходы. И этому, видать, городовые не указ. Так выгнулся стервец, напружинив все мышцы, зажмурив глаза от удовольствия, что даже Варе захотелось вслед за ним потянуться всем телом, подняв руки к небу и превратив чёрные, ведьмины, как сказывала бабинька, глаза в узкие кошачьи щелочки. Жаль: приличной девице в розовом шёлковом платье да с кружевной шалью на голове так поступать не пристало.
А коту хоть бы что… Сделал пару шагов к фонтану, повалился на бок, на прогретую солнцем дорожку. Ни дать, ни взять – помер. Воробьи, что в струях фонтана чирикали, дела свои побросали, да тоже по дорожке заскакали: любопытство, что ли заело…
Варя негромко засмеялась, когда кот ловким кульбитом перевернулся через голову на все четыре лапы и пружинисто бросил свое длинное тело к стайке глазеющих воробьев… Один прыжок, второй… Затем, гордо помахивая чёрным кончиком хвоста, неспешно направился к выходу из сада, туда, где возвышался купол Собора Рождества Пресвятой Богородицы. Варя, проследив за ним взглядом, подумала: «В порт, за рыбой пошел». В этом направлении, и правда, любая улица, с крутым наклоном спускаясь к реке, вела в порт.
***
В порту разве что кот, этот гибкий хищник и найдет, куда прошмыгнуть, да где лапу поставить. Праздному человеку днем и шагу не ступить: толкнут, обругают, если не задавят, то зацепят наверняка… Некогда разговоры разговаривать: каждая минута на счету…
Вдоль берега прилипли друг к другу хлебные амбары да зерновые ссыпки, угольные склады и конторы пароходств. На рельсах – вереницы товарных вагонов, ждущих разгрузки или загрузки, на реке – бесконечные парусники, пароходы, баржи и барки: тяжёлые, неповоротливые для дальних перевозок и небольшие, юркие для ближних.
Все окутано дрожащим маревом жары, в котором теряются отдельные звуки, и гул голосов сливается с жужжаньем всякой зудящей твари, так и норовящей усесться на потное тело, залезть за шиворот рубахи либо с издевкой пролететь у самых глаз.
– А, чтоб тебя!.. – вздрагивает порт в едином выдохе. Это на узких сходнях одной из барж поскользнулся и упал «носак»>3, придавленный тяжелой каменной плитой. Протискиваются сквозь толпу приказчики, ругань, крик, стон нестерпимой боли…
С палубы рядом стоящей баржи вглядываются в произошедшее двое.
– Вроде Елпидифора Тимофеевича баржа? – спрашивает плотный мужчина средних лет с окладистой купеческой бородкой и серебристыми висками.