На волжских рубежах. Сталин и Сталинград - стр. 25
Маломуж обеспечивал связь и слышал все переговоры комбата и со штабом полка, и с командирами танковых рот. Он понял, что манёвр не удался. С высоты – всё как на ладони. Вот и обнаружили фрицы, что наши пошли в обход. Поступили доклады о потерях в батальоне и в танковой роте.
Он не уловил, что задумал командир полка. Сложно было это уловить радисту. Но почувствовал, что комбат повеселел:
– Молодец, комполка, молодец! – воскликнул он. – Вот сейчас мы им дадим.
Вновь батальон пошёл в атаку на высоту, с третьей попытки она была взята, несмотря на то что оказалась сильно укреплённой.
Задачу выполнили, но комбат снова помрачнел. Проговорил с большой тревогой:
– Кажется, мы в ловушке. Они нас действительно ждали. Будут сковывать здесь, а где-то, возможно, уже наносят удар. Надо немедленно выходить из мешка…
– А как же Харьков? – спросил Маломуж.
– Если пойдём на Харьков, могут отрезать нас и окружить.
Да, это было уже видно даже на тактическом уровне.
Но этого не хотели видеть где-то наверху, на том уровне, на который комбату не забраться и не достучаться.
Вечером снова приказ. Подготовиться к атаке позиций врага на западном берегу небольшой речушки.
Ночью разведчики нашли броды, через которые могли пройти танки.
Насторожило брошенное комбатом вскользь «отрезать могут». Что же это? Окружение? Дальше и думать страшно. Не хотелось даже в мыслях упоминать жуткое слово «плен».
Что происходило на соседних участках фронта, ни комбату, ни тем более радисту не было известно. Продвижение в направлении Харькова продолжалось.
20 мая во время очередной атаки, снова началась массированный налёт врага.
Горели «тридцатьчетвёрки», но пока держались КВ. И тут враг применил тяжёлые бомбы.
Танк комбата давно уже был в боевой линии батальона, в самом её центре. Управлять, следуя за боевыми порядкам, можно батальоном, ну а когда от батальона осталась рота, смысл в таком управлении терялся.
Увидев первые мощные разрывы, комбат сказал:
– Дело плохо. Я летом сорок первого с такими бомбами встречался под Минском.
Буквально на глазах бомба разорвалась рядом с шедшим правее комбатовского танком КВ. Он был в сотне метров. Но взрыв был такой силы, что даже в танке, в шлемофоне заложило уши. Грохот от разрыва бомбы усилился ещё более мощным грохотом.
– Э-эх! – воскликнул комбат. – Боекомплект детонировал. Всё… Всем ребятам… Жаль…
Пройдут годы, и будут опубликованы самые различные свидетельства о тех страшных днях, а среди них письмо капитана танковых войск вермахта Эрнста-Александра Паулюса, сына в то время генерал-полковника, а впоследствии фельдмаршала Паулюса. Получивший тяжелейшие ранения в тех боях немецкий капитан рассказывал отцу: