На внутреннем фронте Гражданской войны. Сборник документов и воспоминаний - стр. 20
По поводу разоблачения Семенова-Васильева и составляемого в Москве обвинительного акта против с.-р., с обвинениями их, между прочим, и в причастности к покушению на Ленина и убийству Володарского, я – А.Н. Иоффе, бывший председатель меньшевистской фракции (РСДРП) Петроградского совета конца 1917 г. – начала 1918 г. – хотя и стою сейчас вне всякой политики – считаю своим долгом, в интересах беспристрастия, сообщить следующее»>4.
По словам Иоффе, Каплан почти каждый день приходила в Кремль, где в августе-сентябре 1918 г. содержались под арестом английский посол Локкарт, генерал Брусилов, царские министры Щегловитов, Хвостов, левая эсерка М.А. Спиридонова, а также сам Иоффе. К ним во время прогулок подходили их знакомые, пользуясь, с одной стороны, «снисходительностью стражи» (латышского охранного полка), с другой – тем, что можно было незаметно сидеть на скамейках в нишах галереи вокруг памятника Александру II.
Иоффе неоднократно был свидетелем почти ежедневных оживленных бесед Каплан «преимущественно со Спиридоновой, своей бывшей подругой из Сибири», в ходе которых «Ройд-Каплан горячо высказывалась за немедленный индивидуальный террор против большевистских вождей».
«Одна из таких особенно горячих бесед произошла накануне ранения Ленина…» – 29 августа. Во время прогулки к Иоффе подошел Ленин, и они около двух часов гуляли по двору Кремля в сопровождении двух конвоиров-латышей и беседовали. «Незадолго до ухода Ленина я заметил, – пишет Иоффе, – как Ройд-Каплан незаметно, как всегда, прошла через площадь к арке и из-за колонн внимательно смотрела за картиной «прогулки председателя Совнаркома со своим пленником при конвоирах». (Эту назидательную картину тут же сфотографировал один из солдат латышского охранного полка: одну фотографию купил Локкарт и поместил потом в английском журнале). После ухода Ленина я на галерее встретился с Ройд-Каплан, которая с бешено горящими глазами стала выражать мне свое возмущение по поводу того, что я так «миролюбиво долго беседовал» с Лениным, «Вашим палачом», и принял его руку, «обагренную Вашей и моей кровью»… «У меня руки чесались тут же его застрелить, но я пожалела Вас и вот этих несчастных рабов», – говорила она, указывая на мирно любовавшихся видом на Москву-реку латышей-конвоиров. Выразив еще раз свое недоумение по поводу того, что и правый с-р, и Спиридонова не одобряют теперь такого террора, Ройд-Каплан сказала: «Нет, Мария Александровна сама признается, что в дни ее июльского восстания убийство Ленина было бы целесообразным, а я нахожу, что лучше поздно, чем никогда… Увы, я теперь вне партии, как анархистов, так и с-р., но когда партия с-р не знала деления на правых и левых эсеров, а были только революционеры – они не задумывались снимать головы вот этим живым истуканам, – говорила она, ткнув ногой валявшуюся огромную бронзовую голову развинченной фигуры Александра II (памятник тогда снимался)… Они не задумывались убивать палачей и за это им теперь ставят памятники – указала она на место постановки [памятника] Каляеву. А теперь палачи бьют и правых и левых эсеров, а партии говорят не сопротивляться злу насилием, и среди них не находится старых революционеров, которые тряхнули бы стариной… На мой вопрос не потому ли именно она и хочет быть Шарлоттой Корде, она ничего не ответила. В это время проводили мимо нас с прогулки министров Протопопова и др. Впереди шел высокий тучный с сильно поднятым брюшком Хвостов. Указывая на него, Ройд-Каплан сказала – Я эту пузу не столько ненавижу, как ту лысину, кровавую руку которой Вы только что пожимали… Отвечая на мои замечания, она говорила: Я не Шарлотта Корде, но жить без действия надоело. Надо встряхнуть старых революционеров от спячки. В это время куранты Спасской башни заиграли Интернационал, но с перебоями, ибо часы тогда восстановлялись после октябрьского снаряда, и ноты царского гимна заменялись. После Интернационала часы заиграли похоронный марш, также с перебоями. Конвоиры подошли, чтобы увести меня в камеру… Ройд-Каплан, прощаясь, сказала: Вот видите, Интернационал они разбили и хоронят его, да и похоронить хорошо не могут. Нет, надо их похоронить основательно и тогда только Интернационал будет без перебоев»