На уроках сценарного мастерства. Том 1 - стр. 27

– Правда, – признался писатель.

– Сообщаю дальше. Допрошенная участковым жена Пехова заявила, что она подожжет дом модистки, а ее саму обольет серной кислотой. И она это сделает, у нее характер аховый!

– С керосином не проблема, – сказал Тихомиров, – а где она серную кислоту достанет?

– Я вначале тоже так подумал – не достанет, а потом сообразил – в школе может взять. Ее сестра Зинка в школе техничкой работает. Взломают химкабинет и возьмут. Я уже на всякий случай директору школы позвонил, чтобы он принял срочно меры по охранению кислот и реактивов. В общем, дело становится серьезным. И я склонен принять точку зрения общественности. Семья действительно ячейка государства, и ее надо оберегать.

– А что толку? – возразил Тихомиров. – Ячейка есть, а счастья нет. И Пехов несчастный, и его жена несчастная, и модистка несчастная.

– Я, значит, еще должен о счастье модистки думать? – спросил Буянов.

– А почему ты не должен об этом думать? Она что, не советский человек?

– Все мы советские, – раздраженно сказал Буянов. – Но Пехов – член нашей партийной организации, а она…

– А народ и партия едины, – возразил Тихомиров.

Буянов пристально взглянул на Тихомирова, и тот выдержал взгляд.

– Тогда вот что! – твердо сказал Буянов. – Обязую тебя провести работу с Пеховым. Он должен остаться в семье. Понял?

– Не складывается семья, – вздохнул Тихомиров. – Надо правде в глаза смотреть.

– А вас я прошу, – Буянов обратился к писателю, – осторожно давать советы. Деревенские дела сложные, путаные. Сразу в них не разберешься. И поверьте мне – все будет хорошо. Угар у Пехова пройдет. Очень скоро пройдет.

Тихомиров и писатель вернулись с поля вечером. Полина нагрела воды, и они долго и тщательно отмывали пыль и въевшуюся в руки солярку.

– Все болит: плечи, руки, ноги, – пожаловался писатель.

– С непривычки, – утешил его Тихомиров. Потом они ужинали, молча и сосредоточенно. Подавала Анна.

– Теперь спать, – сказал писатель.

– У меня репетиция, – сказал Тихомиров и пошел одеваться. Вышел он в черном костюме, белой рубашке и при галстуке.

– Тогда и я пойду, – сказал писатель и тоже повязал галстук.

Учительницы, модистка и Ильин уже были в клубе. Модистка вела себя несколько странно – старалась все время стать боком. Писателя это заинтриговало, он тоже сдвинулся в сторону и увидел на лице модистки свежие царапины.

– Травмировали на любовном фронте, – объяснила модистка.

Тихомиров внимательно к ней присмотрелся и сказал:

– Лицо для певицы – ее рабочий инструмент. А рабочий инструмент всегда должен быть в исправности.