На стороне ребенка - стр. 47

Когда-то, если у людей накапливалось много такого, что нужно выкинуть, они шли на общественную свалку, но в то же время у каждого был свой персональный сортир, своя куча дерьма; общественных уборных не существовало. Экскременты оставались дома. Зато люди ходили к колодцам, брали воду в источниках. Скорее всего, вокруг таких источников складывалось своеобразное сообщество, поскольку все ходили по воду в одно и то же место. А сточная яма была у каждого своя. Экскременты, которыми животные помечают свою территорию и тому подобное, все дурно пахнущее не становилось общим – на общественную свалку сносили только слишком громоздкие вещи, то, что не нужно и что нельзя сжечь. Теперь все наоборот: образовалось некое ложное подобие сообщества вокруг отбросов, которые собирают у всех и вывозят, а источник воды у каждого свой.

Источник и сточная яма представляют собой своеобразный фундамент, на котором складывается социальная личность с самого рождения. И если у одних и то и другое личное, а у других – общее со всеми, то можно не сомневаться, именно здесь заложены существенные различия. Обучение искусству общежития проходит совсем не одинаково для тех, у кого в доме были свой водопроводный кран и свой клозет, и для тех, у кого этого не было. Быть может, для общества это очень важная перемена – приватизировать одновременно и источник, и сточную яму. Существовали и по-прежнему существуют общественные бани, способствующие созданию сообщества тел, их деэротизации. Такой обычай до сих пор сохраняется в японском обществе с его небольшими общественными ваннами, где может одновременно мыться целая семья.

На Западе говорят «частное» или «публичное», привнося в каждое из понятий дополнительный смысловой оттенок: «частному» соответствует значение целомудрия, «публичному» – бесстыдства. А японцы четыре или пять веков назад изобрели одну очень интересную формулу, примиряющую эти понятия, которые у европейцев всегда считались антагонистическими. Они нашли кажущееся немыслимым равновесие: точно так же как в традиционном доме с раздвижными дверьми нет понятий «внутри» и «снаружи», так нет и непроницаемой перегородки между частным и публичным. Ребенок, таким образом, имел возможность развиваться в куда менее закрытом, куда менее ограниченном пространстве, и одновременно отношение к его телу и к телу других людей было гораздо менее эротичным, но при этом тело оставалось достаточно близким к природе, вполне социализованным и совсем не постыдным: его и не думали скрывать. Опыт японцев достоен изучения.