На солнце или в тени (сборник) - стр. 29

– Мне было двенадцать, – говорю я. – В Вальвене.

Я опять умолкаю. Пьеро вновь принял позу сосредоточенного внимания.

Я изучаю его, пока он изучает меня.

Возможно, я все-таки не ошибся насчет его возраста. Может ли он быть тем же самым актером? Тому сейчас где-то под шестьдесят. Да, это было бы удивительное совпадение. Но в жизни случается всякое.

Я говорю:

– В театре в Вальвене. Я ходил на «Пьеро, убийца своей жены» Поля Маргерита. Он сам играл Пьеро.

Я смотрю на актера, жду, не подаст ли он знак, что это действительно он. Приподнятая бровь. Легкий кивок. Что-нибудь. Но он снова застыл неподвижно и кажется персонажем с картины, написанной маслом, на фоне сгущающейся ночной синевы.

– Играл гениально, – говорю я, искушая его похвалой, и опять жду.

– Знаете эту пьесу? – спрашиваю, подмигнув.

В ответ – легкий намек на улыбку.

– А Поля Маргерита?

Этот Пьеро, сидящий напротив, поднимает указательный палец и качает им из стороны в сторону, как бы говоря: Ты меня разоблачил, но не будем об этом.

– Я понимаю, – говорю я.

Он перестает качать пальцем и протягивает в мою сторону ладонь, мол, продолжай. Рука на миг опускается, а потом он поднимает уже обе руки, ладонями вверх, загребая воздух к себе: он хочет услышать все.

И я начинаю рассказывать о потрясающем представлении Поля Маргерита, может быть, самому Полю Маргериту, но так, словно это не он, а кто-то другой. Я почти не слышу себя. Мысленно я перенесся в тот душный, крошечный театрик в парижском предместье, в тот летний вечер тридцать лет назад, и Пьеро в белом костюме и белом головном платке совершает преступление, ужасное, но вместе с тем идеальное, ведь его так и не раскрыли. Строгие задники сцены, обозначающие похоронное бюро, – густого черного цвета. На одном из них – огромный плакат с некрологом почившей в бозе Коломбине, супруге безутешного Пьеро; на другом – портрет несчастной усопшей. Рассказывая об убийстве, Пьеро играет и себя, и свою жену. Нет. Там было нечто большее. Даже ребенком я был заворожен этими образами внутри образов. Автор Поль Маргерит пишет сценарий для пантомимы, в которой актер Поль Маргерит играет Пьеро, который играет себя самого и свою жену, воссоздавая событие, в котором клоун становится убийцей, а его жена – жертвой.

Сначала, еще в одиночестве, Пьеро мучительно размышляет о том, почему он должен убить жену. Она его унижала. Она им пренебрегала. Хуже того: она завела любовника. Она предала Пьеро, превратила его в рогоносца, в посмешище. Потом он обдумывает варианты, как ему ее убить. Может, взять веревку и задушить? Но он представляет ее лицо, посиневшее, с выпученными глазами и вывалившимся языком… Нет, это невыносимо. Зарезать ножом? Слишком много крови. Реки крови. Отравить? Будут судороги и рвота. Застрелить? Слишком шумно. Соседи услышат и вызовут полицию. Перебирая в уме варианты, Пьеро мечется, как в лихорадке, спотыкается и ушибает ногу. Видно, что ему больно. Он снимает башмак, растирает стопу и начинает смеяться, невзирая на боль, которую пытается унять. Он щекочет себя и смеется – истерично, отчаянно. И вдруг умолкает. Теперь он знает, что делать.