На скамейке возле Нотр-Дам - стр. 5

Я вдруг почувствовала, что безумно хочу в Париж. Хочу до спазмов в горле, до рези в желудке, до судорог в ногах. В общем, можно было уписаться, так я снова хотела увидеть эту скамейку.

Я посмотрела на свою соседку внимательно, может быть, в первый раз за все то время, которое она работала со мной – год или больше, и спросила:

– Как тебя зовут?

Она растерялась. За моей спиной раздалось возмущенное перешептывание остальных. Мне было на них наплевать. Какое мне было дело, кого и как из них зовут? Я иногда не помнила своего собственного имени. Вернее, это тоже не имело для меня никакого значения.

Она ответила:

– Елена.

Ах да. Когда мне нужно было к ней за чем-нибудь обратиться, губы мои действительно выдавливали что-то похожее на это имя. Я медленно произнесла про себя: «Е-ле-на». Звучало спокойно. С какой-нибудь Ларой, Ирой или Настей я бы не поехала. В звучании имени есть своя магия. Раскатистые, свистящие и шипящие звуки – будируют. Мне же хотелось только спокойствия. Спокойствия души, граничащего с летаргическим сном.

Я спросила:

– Сколько нужно денег?

Она торопливо начала объяснять. Я закрыла глаза. Она замолчала. Тогда я сказала с закрытыми глазами.

– Не надо деталей. Назови общую сумму. Если я найду деньги – я поеду.

Она назвала, но в голосе ее почувствовалось сомнение, правильно ли она поступила, предложив мне составить ей компанию. Я представила, что вот сейчас она откажется от своего предложения, и я не поеду в Париж – затевать поездку одной у меня не хватит решимости. Я взяла себя в руки. Придав своему лицу состояние деловой заинтересованности, спросила:

– Зачем тебе нужна компаньонка?

Она ответила довольно громко, ничего не скрывая, из чего я заключила, что кроме меня все в комнате были в курсе ее дел:

Она сказала:

– Мой друг летит во Францию на три дня на авиасалон своим ходом. Он – летчик. Поэтому мы договорились, что, если я в это же время окажусь там по туристической путевке, мы сможем провести в Париже вместе три дня.

Я подумала: вы вместе, а я зачем? Но она тут же ответила, будто прочитав мои мысли:

– Он будет там всего три дня, а путевка продается на неделю. Он улетит назад на своем самолете, а я останусь. Вдвоем с кем-нибудь будет дешевле и веселее.

Мне понравилось ее прямодушие, но я решила, что она зря рассчитывает на то, что я поеду, чтобы за свои деньги умиляться свалившемуся на нее счастью. Дудки. Не дождется. Но тут эта самая скамейка – простая, коричневая, без всяких прибамбасов, стоящая на дорожке под широким платаном, вдруг снова встала перед моими глазами, и я ощутила смиренное, но непреодолимое желание ее погладить. Ощутить под своими руками ее гладкое тепло, лечь на спинку щекой и облиться слезами… И хорошо было бы на ней умереть.