На рубежах южных (сборник) - стр. 97
– Як пробудятся черноморцы, – поддержал Собакарь, – то там и донцы за оружие возьмутся. Они еще от прошлого не остыли[4].
Он встал. За ним поднялись и другие.
– Поклянемся, други, что крепко будем вместе держаться… – предложил Дикун.
И раскатилось над Кубанью:
– Клянемся!
Глава VI
Солнце, разорвав облачную дымку над буйной Кубанью, разбудило пестрый лагерь казаков. Лучи его пробежали по возам с поклажей, опоясавшим по старому казацкому обычаю весь стан. Расправив широкие плечи, поднялся Шмалько. Он положил мешок на воз, потом нагнулся, растолкал Полового.
– Ефим, подбери брюхо. Ишь, выкохал его, как у доброго кабана.
Ефим протер глаза, сел.
– Што за чертовщина приснилась мне, Осип? Ну, прямо, тьфу! Вроде подошел до меня козел и бодает…
– Ну?
– Ось тоби и ну. А у того козла, Осип, знаешь, чья была голова?
– Чья?
– Твоя!
– Тьфу! Были б у меня рога, я бы тебя так боднул, чтоб твое дурное сало из пуза вылезло, – смеялся Осип.
Они спустились к Кубани, умылись. Вытираясь рукавом свитки, Шмалько спросил:
– Ты думаешь, Котляревский оставит так все это? Он, вражий сын, наведет сюда солдат, попомнишь меня.
– Солдат хуже черта, – вставил Ефим. – То еще мой дед казал. Раз ночью почудилось мне, шо черт под окном. Кричу: «Дед, черт в хату лезет!» А он мне: «Не замай, абы не солдат!»
Подошел Митрий с незнакомым казаком. Под левым глазом у казака разлился огромный синяк.
– Это ж кто тебя угостил, станичник? – поинтересовался Шмалько.
– Атаман на прощанье.
Казак им рассказал:
– Незамаевцев я привел. Скинули мы своего атамана. Так он со схода и домой не заходил, сбежал.
– Добре! Добре! – кивнул Половой. – Только погано, што атамана упустили. Надо было его киями напоследок пощекотать. Ну да ничего, он далеко не уйдет, когда-то поймается…
– А где Дикун? – спросил казак.
Шмалько развел руками:
– Если не в лагере, так, значит, в крепости. Вчера весь день полки в порядок приводил.
– Эх, с такой силой да к нам, в Расею! – Митрий прищурился. – Вот бы ударили по барам-господам!
– А на шо она нам, эта Расея? Хай она само по себе, а мы сами по себе…
– Горазд ты, Ефим, баять! А хлебушек рассейский жуешь!
– Так то хлеб…
Переговариваясь, они пришли в лагерь. Горели костры, в подвешенных казанах варилась каша. Тысячи людей толпились возле костров, спали, шумели, разговаривали. Прислонившись спиной к колесу, пожилой длинноусый казак зашивал разорванную штанину. Другой, в стороне, точил саблю, раз за разом пробуя ее острие на огрубевшем ногте.
Посреди лагеря белела палатка. В ней Шмалько и Половой застали Дикуна и еще нескольких казаков. Густой синий дым от самосада застилал палатку.