На рубежах южных (сборник) - стр. 44
Казаки зло огрызались. Самые горячие, сжимая кулаки, выскакивали из рядов. Но дело кончалось только перебранкой.
Один за другим поднялись мужики, сложили в кучу, под надзор стряпух свои котомки и двинулись на работу.
К одной запоздавшей к завтраку артели прибежал запыхавшийся подрядчик. Брызгая слюной, стал ругать мужиков. Надоев, те вскочили и заторопились к лубяному лабазу.
По всему берегу застучали топоры, закипела смола в чанах – конопатили лодки, баркасы. От купеческой баржи к берегу, по сходням взад-вперед, сгибаясь под тяжестью мешков с солью, сновали казаки. На берегу, у штабеля, вел учет мешкам бородатый купец. Иногда он предупреждающе покрикивал.
– Сторожко, сторожко, борони бог расыпца!
И так до обеда…
Каждый раз бывая на пристани, Малов приглядывался к мужикам. «Авось увижу кого из своих…»
В этот день, дождавшись обеденного часа, они с Дикуном отправились побродить по берегу.
Вокруг стоял неумолкаемый шум. Бойкие астраханские торговки кричат на все лады:
– Кому щей! Жирных щей! Отведай, кто потощей!
От грязного чугуна поднимается густой пар, пахнущий пареной капустой. Голытьба хлебает щи тут же, усевшись на песке.
– А вот сбитень! Горячий сбитень! – звенел над пристанью высокий бабий голос. – Сбитень сладкий, кто на него падкий!
– Пирожки с требухой! Пирожка – на грош два!
Пирожки были большие, как лапти, и тощие, как та баба, которая их продавала. Требуха отчаянно воняла, несмотря на попытки торговки сдобрить ее чесноком.
Леонтий с Федором, морщась, съели по одному пирожку.
За лабазом они остановились около старика гусляра. Был он худой и согнутый, в белой холщовой рубахе и таких же портках. Сквозь рубаху выпирали ключицы. Ветерок шевелил мягкий, тонкий пушок на его лысой голове. Воспаленные глаза слезились. Узловатыми пальцами перебирал он струны гуслей и пел с мягкой задумчивостью:
Вокруг старика толпились люди. В его облезлую деревянную миску со звоном летели медные деньги.
Леонтий покосился на Федора:
– Хорошо поет дед.
От пристани к толпе торопливо шагали городские стражники. Старый гусляр приметил их и вдруг, с размаху ударив по струнам, запел: