На прощанье я скажу - стр. 19

Когда он ложится рядом, она перекатывается поближе, то ли сама, то ли потому что матрас прогнулся под его тяжестью, и кладет руку ему на плечо. Ее волосы щекочут ему подбородок. Он закрывает глаза, вдыхая аромат ее шампуня, коротко, но сильно влюбляясь, хотя ему отлично известно, что завтра, при свете дня, ему будет трудно встретиться с ней глазами.

– Ты приятно пахнешь, – говорит она, ее перетруженный пением голос чуть громче шепота. – Как осень.

– "Ирландская весна".

Он наблюдает, как ее грудь вздымается и опускается в такт дыханию, мягкая округлость у выреза наливается, и он ощущает, как внизу все начинает потихоньку шевелиться. Потом она поворачивается и смотрит на него, и от одиночества в ее глазах он готов заплакать.

– Ничего, если мы просто полежим вместе? – спрашивает она.

Не очень-то. Нет.

– Конечно.

В телевизоре тихо крадутся подростки-вампиры. На улице сигналит грузовик. Он смотрит, как она поводит пальчиками на ногах, и чувствует то, что точнее всего называется тоской по дому. Но будь он проклят, если понимает, что именно и где находится то, по чему он скучает. Наутро, когда небо еще розовое от неизбежности рассвета, он отвезет ее обратно к ресторану, где ее маленькая машинка притулилась на огромной пустой стоянке, будто утерянная вещь в ожидании, когда же за ней придут. От этого зрелища им обоим станет необъяснимо грустно.

– Ты когда последний раз разгребал холодильник? – спрашивает его мать Элейн, брезгливо держа консервную банку с пластиковой крышкой, в которой виднеется нечто, напоминающее замороженные мозги.

– Не помню. Может, на той неделе?

– Вряд ли, – бросает она, вытряхивая содержимое в помойное ведро.

Когда порядок в холодильнике ее полностью устраивает, она наполняет его овощами и фруктами, которые будут портиться до ее следующего приезда.

– Мам, да оставь ты это.

– Мне не в тягость.

Элейн снова ныряет в холодильник, и они с отцом могут перекинуться парой слов.

– Как у тебя с концертами? Часто зовут? – спрашивает отец.

– Ага.

– Это хорошо.

– Как дела в синагоге?

– У небесного бизнеса всегда недурные перспективы.

– Будь оно не так, возникли бы весьма любопытные вопросы теологического свойства.

– Неужели?

Когда-нибудь он умрет, а Сильвер сможет все так же вести с ним подобные разговоры, слово в слово, по памяти.

Его отец, Рубен Сильвер, – раввин синагоги Бней Израэль. Мальчишками они с младшим братом Чаком вместе с отцом сидели на сцене во время субботних служб, лицом к молящимся. Сильвер представлял, будто его отец – их король, а они с Чаком – принцы. Рубен пел вместе с кантором – у него был резкий, но мелодичный голос – и он обнимал своих мальчиков, показывая на какие-то слова в сиддуре, которые они должны были читать для него вслух на иврите. В какой-то момент (когда – уже не вспомнить) Сильвер стремительно повзрослел, обрел собственное мнение по разным поводам и перестал сидеть с ними. Они об этом никогда не говорили. Это просто была одна из тех вещей, которые ты незаметно перерастаешь и только потом осознаешь.