На обочине времени - стр. 47

Потом эти пресловутые «чужие обои», как определил их Юрий Визбор, занимали меня достаточно долго. Я коллекционировал рисунки – цвет, ритм, геометрию. Не то что мне нравилось просыпаться в чужих комнатах – я люблю свою берлогу, – но как-то это приправляло мои трудные будни чем-то острым, соленым запахом приключений. Я чувствовал себя авантюристом, завоевателем, пожирателем времени и пространства. Но никогда не оставался завтракать. Старался улизнуть сразу, пока объект еще не успел проморгаться. Не надо разглядывать женщин поутру, да и самому лучше не показываться при свете. Так развлекался, пока однажды, так же разлепив глаза поутру, вдруг понял, что вот эти бордовые ромбики я уже видел. И может быть, не один раз. Где-то они разделялись двойной линией, где-то оттенялись полосой, но ведь было уже, было! Ну, подумал я, сколько еще можно кувыркаться. По молодости пыжишься, а потом надоедает. Прокукарекал свое, выдохнул, а дальше опять накатывается топочущая жизнь, заботы существования и тоска по сущности.

Лежать уже становилось невмоготу. Я прошлепал в туалет, а на обратном пути задержался разглядеть картины, заполнявшие свободную стену. Портреты, пейзажи, наброски, даже не заделанные в рамки, а так – слегка окантованные. Одна работа вдруг бросилась мне в опухшие глаза. Что-то вроде пародии на малых голландцев, подобно тем, что сочинял несколько позже Лешка Ольховский. Двое ребятишек остановились посреди замерзшей реки или канала. День выдался морозный, и художник укутал фон сизой дымкой. Девочка, закутанная в шерстяной платок, стояла ровно, развернув коньки буквой «г», а парнишка, бросив на лед рукавицы, что-то подвязывал ей на ботинке. Детям лет по двенадцать, но в обоих уже пробивалось основное начало: она снисходительно разрешала себе помочь, он счастлив, что допустили прикоснуться.

Я подумал о тех двоих, что тоже сейчас уже просыпаются в тесном и душном купе, подъезжая к Таллину. И от этого сюжета я захолодел и напрягся одновременно. Неприятное ощущение. В такую минуту хорошо забежать в зал да измордовать первый попавшийся под руку мешок. Всласть, до тройного пота. Но ехать было далековато да не с руки. Правдивее – не с головы, которая изрядно шумела. Я развернулся к постели. Майя спала. Я сбросил рубашку на пол и нырнул под одеяло. Это она в юбке казалась тоненькой, а на ощупь представилась достаточно плотной. Зад и бедро так и пыхали жаром. Да и внутри тоже еще не успела остыть и засохнуть. Я только чуть поддел пальцем, и она уже развалилась на спине, разводя согнутые ноги, так что чуть не лопнуло одеяло. Спала она, как же! Но я не собирался изображать из себя майора Пронина. Она и так отдавала то, что сейчас мне было необходимо. Позарез и немедленно…