На обочине времени - стр. 28
Глава третья
Сейчас кажется странным, но раньше я любил задымленные комнаты. Чем-то притягивала меня эта сумрачная атмосфера, сгущенный до физической осязаемости воздух, висевший клочьями у лампы, туманивший и мозг, и легкие. Был в этих хмельных вечеряниях еще какой-то наркотик, помимо алкоголя и никотина, который притягивал нас, заставлял снова и снова сбиваться в кучу. Мерещилось, будто бы общими усилиями удастся слепить некое убежище из мыслей, мелодий и слов. Пусть время тянется своим чередом, мы же останемся здесь, затерявшись меж стен и стекол. Отгородимся от шершавого гранита и неровного асфальта тяжелыми шторами. Развесим холсты на обоях, бросим небрежно пачку писчей бумаги на стол. Туда же, к исчерканным листам, еще приставим бутылку, пару стаканов, пепельницу, выложим на блюдечко небрежно порубленную колбасу, а хлеб, серый и вязкий, выставим на подоконник. Такой натюрморт когда-то, в самом деле, набросал Юра Крюгер. Написал, выставил, дал наглядеться, а потом убрал. Возможно, что насовсем. Как и зачем – об этом несколько позже…
Час с четвертью я просидел в Публичке и все-таки решился снова выйти на улицу. Дождь не кончился, только притих. Уже не изливался на город с яростной ненавистью, а с унылым упорством обмолачивал крыши, асфальт, спины прохожих. Все проистекало одновременно: и дождичек мелкий, осенний, и капли ползли с волос на щеки, словно мне и впрямь вздумалось разреветься на Невском ни с того ни с сего. Милое дело для молодца на пятом десятке от роду. Картины уже закрыли полиэтиленом, и белый Пьеро с трудом угадывался сквозь пленку. Зато дверь, грязно-коричневая, почти бурая, выделялась отчетливо.
– Нет. Не приходил хозяин, – замотал головой торгаш. – И теперь уже, должно быть, не скоро появится. Сыро, покупателей нет.
Он ежился под драным зонтиком – две спицы торчали наружу, черная тряпка провисала над кожаным плечом – и холод странным образом делал его любезным. Вряд ли он рассчитывал, что я куплю работу, но, возможно, надеялся отогреться в разговоре. Я спросил, как зовут хозяина. Конечно, это был не Юра, но все-таки уже виделся какой-то хвостик цепочки. Той кованой связи моих лет и дней, находок и расставаний, которая, как мне казалось, была безнадежно оборвана десять лет назад. Да, если считать по годам, то ровно десять. Я не знаю, как случилась та яростная вспышка, разорвавшая мою жизнь надвое; я не видел, как это происходило, а только столкнулся с последствиями. И того мне хватило на несколько лет ночных кошмаров…
Я обошел Катькин сад с внешней стороны решетки и двинулся к метро. Несколько скукоженных мужиков под навесом галереи «Гостиного» нестройно и фальшиво выдували из медных труб «Кукарачу». «Горланит Гвадалахару» – вспомнились мне вдруг строчки Бродского. Граф любил читать их где-то в середине попойки. Но в тот вечер, когда жизнь моя, спокойная и монотонная, дала первую трещину, он, напротив, был собран и трезв.