На обочине времени - стр. 10
Когда я очнулся, магнитофон уже остановили, только моторчик еще жужжал внутри, вращая вхолостую тон-вал. И верхний свет убрали, и голоса шумели в отдалении, перебиваясь изредка смехом. Чуть дребезжали гитарные струны, приятный тенорок выводил самозабвенно слова, которые мне никак не удавалось разобрать толком… А потом вдруг она опустилась рядом. Тоже на пол, тоже прижалась к стене, обхватив колени руками, и смотрела на меня пристально. Я тоже ничего не стал говорить, а просто плеснул ей напитка в стоящий рядом стакан. Вино она выхлебала залпом, что меня очень расстроило. Одета она тоже была совершенно иначе.
– Почему, – спросил я ее, – почему ты уже в джинсах? Она засмеялась и сказала, что весь день была в джинсах.
Я начал объяснять, что с утра она была в платье, красном и полосатом, но вдруг понял, что это совсем другой человек. Встал и пошел из комнаты. Кажется, чашка упала и разбилась, но мне уже было все равно, потому что и в самом деле давно требовалось выйти. В туалете долго стоял, упершись рукой в стену, и слушал, как журчит вода в бачке над головой. Я хорошо держусь трезвый, но пьяный – раскисаю, и душа неряшливо вываливается наружу.
Потом в дверь стали стучать. Я отряхнулся, застегнул штаны и вышел. В коридоре было темно, и только ее лицо – щеки и рот – висело напротив.
– Я думала – ты там провалился, – сказала она.
– Никогда, – ответил я убежденно и потянул ее к себе. К тому времени я уже достаточно точно выяснил, что там скрывается у женщин под юбкой или в штанах. Но как-то странно устроила нас природа, что знание это нисколько не расхолаживает, а, напротив, распаляет и настраивает еще больше. Может, и не царское оно дело – запускать лапу в мягкое, влажное место, но – нам никогда и не приблизиться к любому правящему дому, что, в общем, правильно. И она уже как-то умудрилась расстегнуть мне ремень и верхние пуговицы на брюках. Пальцы ее проникли именно туда, куда мне и хотелось, гладили и потягивали… И так нам было хорошо вместе… а потом вдруг ее не стало, и откуда-то из тьмы вылетел здоровенный кулак. Я почувствовал, что сейчас это произойдет, но у меня обе руки уже были внизу, а отклоняться оказалось и некуда…
Проснулся я все-таки дома, в своей постели, на узком своем диване. Голова казалось залитой затвердевшим уже свинцом, что было в порядке вещей; саднили костяшки, что тоже представлялось логичным. Я потрогал челюсть, скулу; повреждения ощущались, но в допустимых пределах. После дворовых стычек, после соревнований появлялись иной раз проблемы много серьезнее… Осторожно постучали в дверь, и тихий голос прошелестел: «Боренька! Тебя к телефону!» Любого другого я послал бы подальше, но бабушку Инну Никитичну обижать было никак нельзя. Я натянул брюки, накинул, не застегивая, рубашку и босиком поплелся по коридору. Присел на потрескавшийся от старости венский стул и поднес трубку к уху. Звонил Граф. Я не помнил, чтобы диктовал ему номер, но, может быть, он сохранил его еще из той жизни. Говорил он бодро и весело, я отделывался междометиями.