На неведомых тропинках. Шаг в темноту - стр. 21
На долю секунды мелькнула мысль помочь ей по-своему, так я точно сохраню парню и жизнь, и жилье. Попросить старосту послать за вестником, так как желающим заложить душу в нашей тили-мили-тряндии мешать не принято, наоборот, всячески способствовать. Пусть закладывает собственную, чужие вестник к оплате не принимает. Получит она свою вечную молодость, ну, и в качестве дополнительного бонуса превратится в нечисть, ибо то, что вестник проделает с твоей душой, без последствий не останется. Живой пример – мой сосед Веник. Маринка станет падальщицей, или лгуной, или еще кем – нечистый мир нашей тили-мили-тряндии очень разнообразен. В любом случае дорога назад к внуку ей будет заказана. Лгу2на – создание, лишенное собственной кожи, а потому вынуждено снимать ее с людей, надевать на себя, закукливаться, пока не прирастет. Фактически они превращаются в своих жертв, возможно, молодых и красивых. Так и ходят, пока чужой покров не начнет гнить и расползаться. А он начнет. Тогда требуется следующая обновка. Старые лгу2ны забывают не только свою изначальную внешность, но и пол. Останавливало меня то, что в мире станет одним монстром больше.
– Неужели это того стоит? – отвращение прорвалось голосе.
– Это у тебя надо спрашивать, – сквозь зубы процедила она. – Избавь меня от проповеди, сама не белая овечка. Расскажи-ка, куда пропали Кирилл и Алиса? – Она с торжеством посмотрела на меня. – Сама-то цветешь и пахнешь.
Я сжала зубы, рот моментально наполнился медным привкусом крови, а в голове забили набаты. Нельзя показать, что она меня задела. Нельзя. Это моя боль, и я ни с кем не хочу ее делить. Боль из тех, что со временем не слабеет, а лишь набирает остроту, из тех, что не лечится даже выстрелом в голову. Моя Алиса нашла кроличью нору и ушла во тьму так далеко и глубоко, что возвращаться уже было поздно. Мне пришлось идти за ней. И я нырнула следом. Без раздумий и колебаний. А когда вынырнула, шло уже второе десятилетие нового тысячелетия.
– Ты спрашиваешь, стоит ли оно того? Что еще мне остается? – Марина стиснула зубы и зло проговорила: – У меня ничего и никого нет. Пусть для Олега я давно стала привычкой, а не любимой женщиной, он хотя бы был рядом, пока не схлопотал инфаркт. Светка вон сына в честь его назвала, а сама в день его десятилетия сгинула. Отметили праздник. Автокатастрофа. Моя Светка! Что у меня осталось, кроме меня самой?
– Внук, – ответила я.
– Внук… – Она выплюнула слово, будто непристойность. – А ты знаешь, что Света не должна была в этот день никуда ехать, не должна была встретиться на окружной дороге с той фурой, потерявшей управление, если бы не этот… этот не устроил истерику, видите ли, ему не подарили какой-то диск с игрой к его ящику! И она поехала, пообещала любимому сыночку. Назад не вернулась.