Размер шрифта
-
+
На небесах ещё светло… Постскриптум - стр. 3
происходят наяву…
И старик совиным глазом
долго смотрит в синеву.
В старинном парке
Целый день в старинном парке,
На скамейке у реки,
Три мегеры, словно Парки,
Крутят серые клубки.
Золотое солнце светит.
Берег влагой напоён.
И у ног играют дети
С незапамятных времён.
Облака проходят чинно,
Так же, словно в век иной, —
Чьи-то лица различимы
За воздушной пеленой.
Годы призрачно-иные
Не рассыплются во прах:
Чьи-то шёпоты ночные
Заблудились в камышах.
В доме том пустопорожнем,
Между сумрачных окон,
Дверь открылась осторожно:
Кто-то вышел на балкон.
Кто-то видит, кто-то слышит,
Кто-то что-то говорит…
То ли это ветер дышит,
То ль душа моя болит.
«Прилетает зяблик-птица…»
Прилетает зяблик-птица…
Окликают неба ширь
синим посвистом синица,
красным посвистом снегирь.
Обод солнечной короны
март повесил на гвоздок…
Строят строгие вороны
хворостиное гнездо.
Обнажилась у подворья
прошлогодняя трава…
Как дорога в Лукоморье,
тает зимняя тропа.
Призрачная деревня
Подошёл к деревне…
В полночь
я подошёл к деревне…
Ни в одном окне
не было света,
и избы
тёмными громадами
обступили меня.
Ни людей, ни животных
не было слышно,
только на пустыре
ведьма косила крапиву
и охала: – Ох! Ох! —
то ли пела,
то ли стенала.
Огромная луна
пылала пожаром
и поджигала
проходящие облака.
Постучался в избу…
Постучался в крайнюю избу, —
двери не заперты, —
и наощупь прошёл в переднюю.
Зажёг свет и окликнул хозяев, —
Никто не отозвался.
Сел на лавку возле печки
и стал ждать.
Пахло хлебом
и разварной картошкой.
Замигала, погасла лампада…
Замигала, погасла лампада,
подошёл тихонько к иконе,
взглянул на лик Спасителя:
Он смотрел на меня с укоризной
строгими глазами.
Я вышел из избы,
и ночь обняла меня
прохладными руками.
Тяжело поднялась одинокая птица:
словно в ладоши, хлопала крыльями.
На берёзе встревожились листья…
Возле калитки,
возле калитки
я поднял детскую варежку
и повесил на изгородь…
Громко падали яблоки.
Шёл по деревне,
смотрел на дома,
а всюду было пусто:
живые души
исчезли из этого мира.
Над колодцем ветер…
Над колодцем ветер
раскачивал пустое ведро,
и тихонечко звякала цепь.
Я пошёл было дальше,
но пришлось
воротиться обратно:
через дорогу ползли змеи,
извиваясь серебристыми телами.
Шёл среди безмолвия
и представлял себе
петушиный крик
или мычание коровы,
или хотя бы скрип двери:
без этого было жутко.
– Шушушу! Шушушу! —
словно любопытные старухи,
за спиною
шушукались листья.
На пустыре
ведьма косила крапиву.
Я хотел было подойти,
но она оглянулась
и махнула рукой:
проходи, мол, проходи!
И я в последний раз
посмотрел на деревню:
она молча плыла
в предрассветном тумане…
Я вышел за околицу…
Я вышел за околицу
Страница 3