На краю любви - стр. 44
Не было дня, чтобы Данилов не упрекал себя в гибели друга, однако сны его были на диво безмятежны: не приходил к нему Хворостинин, ни за что не упрекал, ни о чем не напоминал. Но вот сейчас появился и настойчиво требует открыть глаза!
Внезапно голос Хворостинина исполнился отчаяния, перешел в крик:
– Да открой же глаза, Федор! Спаси мою дочь! Исполни свою клятву!
И Данилов наконец-то разлепил веки.
Мучительно ныла голова. Все вокруг расплывалось в кровавом тумане, в который врывались огненные сполохи. Федор сообразил, что после удара в лицо кровь залила глаза. А огонь… горелым пахнет, это факелы зажжены, что ли? И еще какой-то запах касался ноздрей – еле уловимый, чуть сладковатый, словно бы медовый.
Данилов сделал попытку протереть глаза, но руки оказались заломлены за спину и кем-то крепко схвачены, да так, что ни двинуть ими, ни шевельнуть.
– Ну, чего вытаращился? – раздался грубый, хриплый, словно бы сорванный голос. Он принадлежал довольно высокому человеку, стоявшему напротив. Впрочем, все расплывалось, с трудом можно было рассмотреть только очертания фигуры незнакомца. – Зенкам своим не веришь, что ли?
– Да ведь у него глаза кровью залиты, – отозвался другой голос, испуганный, всхлипывающий, однако Данилов сразу узнал Асю. – Он же не видит ничего. Дозвольте кровь вытереть и рану перевязать!
– Еще чего! – рявкнул первый. Он был, очевидно, главарем. – Обойдется!
К нему приблизилась другая фигура – гораздо ниже и коренастая; что-то тихо прохрипела.
– Ладно, – буркнул главарь. – Гриня, слышь…
Низенькая коренастая фигура с явной злостью ткнула его в бок, главарь растерянно кхекнул и поправился:
– Ку… стало быть, Кузя, возьми тряпку, намочи на дворе – в луже, что ли, – да протри эту морду.
Загрохотали шаги, мелькнула еще фигура, вернулась, шваркнула по лицу Данилова жесткой мокрой холстиной – грубо, словно бы с ненавистью.
Боль заставила отшатнулся.
– Эй ты, смирно сиди, не дергайся, – рыкнул Кузя. – А то еще шибче в морду получишь.
У него тоже был хриплый, словно бы сорванный голос – как у двух других разбойников.
«Из одного ведра ледяной воды наглотались, что ли? – подумал Данилов. – Или просто не хотят, чтобы мы их подлинные голоса слышали? А это почему?»
Думать было тяжело: казалось, что кровь залила не только глаза, но и мысли.