На краю любви - стр. 21
У госпожи Брагиной подкосились ноги. Она плюхнулась на пол и надолго онемела. Дар речи и владение членами вернулись к ней не скоро – к тому времени зловещий тунгус не только покинул ее жилище, но и успел дойти до «Купеческой», по-прежнему следуя за Даниловым, который шел неспешно, поскольку был погружен в размышления.
– Ну и что ты об этом думаешь? – спросил наконец Федор Иванович, косясь на Ульяна.
– Я думаю, что шкуру белки надо очень тщательно очищать от мездры.
Федор Иванович не удержался от смеха. Ульян частенько выражался столь замудренно, что приходилось крепко призадуматься, чтобы догадаться о смысле его слов. Ох как ошибался тот, кто считал Ульяна тугодумом бессловесным! Этот тунгус был как раз из тех, на кого надеялся Пушкин, когда писал:
Русский язык Ульян усвоил очень быстро – отчасти благодаря тому, что и до встречи с Хворостининым и Даниловым он частенько общался с русскими промысловиками и золотоискателями. Но грамоте и арифметике его научил именно Данилов, и скоро тунгус уже мог назвать точное число дней, которое предстояло пройти: например, говорил точно – илалла, то есть три дня, вместо неопределенного илаллакса – дескать, будем идти завтра, потом еще день и еще потом…
Впрочем, и Данилов многому научился за время дружбы с Ульяном. Понял, что, во-первых, тунгус воспринимает мир совершенно иначе, чем русский человек, а во-вторых, будучи внуком и правнуком шаманов, он посвящен в некие тайны и многое видит, как говорится, насквозь. Не зря его настоящее имя было Улген: тот, кто держит в руках обрядовые нити. Те самые нити, которыми шаманы во время обрядов связывали бубен, другие таинственные предметы – и людей, которые должны были помогать вызывать духов.
Но что же Ульян имел в виду сейчас?
– Думаешь, эта аси мне соврала?
– Нет, просто из лоскута торчит сломанная игла, – проворчал тунгус, провел ладонью пред собой и болезненно сморщился, словно наткнулся на что-то острое.
Данилов задумчиво кивнул. Он не сомневался, что Брагина сказала правду о приходе странной пары. Но откуда ей было знать, какие замыслы ими двигали? А между тем в этих замыслах и крылась сломанная игла, которую сразу не разглядишь, но о которую можно сильно пораниться. Впрочем, Федор Иванович эту иглу заметил сразу и не сомневался: афера с публичным домом была затеяна для того, чтобы расстроить свадьбу Никиты Широкова и Аси Хворостининой. Сам Данилов отнюдь не вел жизнь анахорета: случалось, и в дома веселые хаживал, а значит, был наслышан, насколько ловко всевозможные «сюзанны» заманивают простодушных девушек в свои логова. Потом их опаивают маковым отваром, так что первые встречи с клиентами для бедняжек проходят как бы в полусне: девушки почти ничего не соображают и не в силах противиться насилию. Потом они осознают, что опозорены… некоторые не могут этого пережить и кончают с собой, прочие постепенно свыкаются с новым ремеслом. Поскольку Данилов в отличие от многих мужчин не испытывал никаких пристрастий к невинным девицам, он знал, что греха душегубства какой-нибудь такой глупенькой жертвы «сюзанн» на нем нет. Однако, насколько Федор Иванович успел узнать Асю Хворостинину, она, конечно, немедленно сунула бы голову в петлю, оставив Никиту овдовевшим, так сказать, женихом.