#на краю Атлантики - стр. 35
Если бы Виталий был более строгим, если бы сразу стал авторитетом для детей, но ведь нет! Он был столь же мягким с детьми, как и с ней самой. Тогда только она поняла, что его слабость, которой она всегда пользовалась, пренебрегая мужем, теперь стала недостатком, которым будут пользоваться и их дети.
– Я зарежу тебя ножом, пока ты будешь спать, – говорил Андрей. – Тебя и папу.
– Я толкну тебя под автобус, – сообщал он в другой раз, – и он переедет тебя пополам.
– Я зарежу себя, а потом Аню.
И все это с такой злостью и ненавистью, как будто полчаса назад он не обнимал и не целовал ее, не называл мамочкой, как будто не помнил, что уже успел полюбить ее.
При этом каждую ночь Марина оставляла включенным свет в их комнате, потому что Аня и Андрей боялись спать в темноте. Они боялись, что проснутся утром, но уже в детском доме. И маленькая лампа в виде совы всю ночь освещала комнатку и спящих на выдвижной кровати детей, их добрые и казавшиеся испуганными лица. И желтое неровное пятно чуть дрожало над ними, расплываясь грозным ореолом в темноте, словно пытаясь укрыть их от всего, что было вне комнаты, вне квартиры.
Именно в этот непростой период, когда Алина бесконечно ссорилась с мужем, а Юля переехала в Германию, Марина, к своему удивлению, сблизилась с Женей. Сблизилась с той, кого она считала ненастоящей подругой, догматичной, упрямой, твердолобой, не умеющей прощать тогда, когда только прощать и нужно. Кто знает, быть может, их сближение стало возможным, потому что к тому моменту Женя во многом изменилась: отдала своих троих сыновей в детский сад и оставила мечты о десятке детей, устроилась на работу и стала чаще прислушиваться к мнению других людей.
К тому же она знала все о трудностях воспитания детей с органическими поражениями мозга, гиперактивностью, неразвитыми лобными долями. Когда они встречались, Женя наблюдала за Андреем и Аней и не осуждала Марину за их поведение, далекое от прилежного. Именно эта ее нейтральная оценка действовала на Марину успокаивающе, потому что она так разнилась с мнениями других людей, то и дело бросающих осудительные взгляды на нее, а порой и открыто упрекающих ее в том, что она избаловала детей. Такие родители или бабушки демонстративно уводили детей с площадки со словами: «Пойдем, не будем играть там, где этот мальчик». Все это слышать и видеть было невыносимо, но еще невыносимее было то, что она не могла оправдываться перед каждым встречным, который, не зная ситуации, спешил наступить ей на больную мозоль и высказать свое бесценное мнение.