На костылях любви - стр. 15
Они часто слышали, как любимое чадо плачет, запершись у себя в спальне, и приходили в отчаяние, не зная, что предпринять. Послали дочь доучиваться в Англию, чтобы там забыла предмет своего обожания. Но она не просто не забыла – болезнь любви только набирала силу.
Отец – нефтяной олигарх, можно сказать магнат, прилетевший навестить дочь, застал ее рыдающей над потрепанной и закапанной горючими девичьими слезами фотографией актеришки, которого папа уже заочно ненавидел. Такая упертость и верность своему никчемному идеалу, такая мощная влюбленность, сопровождаемая постоянными истериками, уже грозила психическим расстройством. Об этом и задумался заботливый отец, когда они вернулись по окончании учебы в Россию, туда, где в опасной близости жил и работал тот, по кому дочь, как говорят в народе, сохла. Ну что делать?..
И тут предприимчивому и любящему папе приходит в голову дерзкая, но спасительная, как ему кажется, мысль: дать дочери то, о чем она грезит ночами, – пусть натешится им как любимой игрушкой, и тогда любовь ее, глупая и несуразная, сама отомрет. Устанет и умрет. Вот как у практикующих ведьм в рекламе: «Ваш любимый приползет к вам на коленях и будет просить пощады». И тогда он быстро надоест, даже осточертеет, но все будет ползать и ползать рядом, и избавиться от него – никаких шансов!
Вот так, полагал папа (который был, безусловно, богат, но в список «Форбс» не входил), по этой схеме и надо действовать. Только не сходить к колдунье (во всем этом мракобесии папа уже разочаровался), а поступить практичнее и радикальнее – то есть выкрасть паренька, попросту похитить и запереть в одном из загородных домов олигарха. Что это уголовное преступление – папу никак не заботило и нимало не пугало: он уже давно привык, что деньги решают всё. А денег у него было достаточно даже для того, чтобы при желании актеришку и убить (или, как иногда говорили в его кругах, «погасить»), затем вывезти труп из страны и похоронить подальше – где угодно, хоть на территории сопредельной, как полагал папа, Молдавии или в болотах Белоруссии. Но убить, хоть и очень хотелось, было нельзя: дочь потом сильно обидится, не простит, если узнает. А она узнает, он в дочери своей уверен на все сто. Она девочка пытливая и смышленая.
Значит, надо украсть парубка, лицедея недобитого, запереть так, чтобы «абонент был совершенно недоступен», и пусть дочь насладится этим «деликатесом» сполна. Только, конечно, никакого насилия! Постепенно, вкрадчиво, ласково приручить – вот как Печорин Бэлу в романе классика М. Ю. Лермонтова (на уровне средней школы папа был вполне образован). И актер тоже привыкнет к свежему воздуху, вкусной еде и скромному обаянию единственной дочери олигарха, к ненавязчивой ее красоте, что в условиях строгой изоляции и дефицита женского общества, несомненно, пробудит естественную потребность молодого мужского организма и приведет к нужному результату. Ну а потом, когда она перебесится, а он, уже выпотрошенный и безвольный, будет отпущен на свободу, пусть жалуется кому хочет, пусть судится, если захочет, – только как докажет, что его украли с целью успокоить какую-то девчонку, почти школьницу? Да над ним не то что весь театр будет смеяться – весь город! К тому же девчонка и ее влиятельный родитель могут заявить, что это он сам сгорал от любви и домогался ее так, что пришлось уступить и изолировать от общества, как он сам и просил, потеряв голову. Короче, шансов у парня – ноль! И все козыри у него, магната, и его любимой, но взбалмошной наследницы.