На костылях любви - стр. 10
В трубке противно запищало – знак, что время разговора подходит к концу.
– Когда звонил? – перекрикивал писк Гена.
– С полчаса назад. Подъехать даже собирался…
– Не надо! Меня нет! Нет меня ни для кого, поняла?! Езжай быстрее, я тебя жду!
Гена положил трубку и провел ладонью по лицу снизу вверх, смахивая пот, который уже заливал лоб, глаза и капал с носа.
«Что же делать, что же делать?» – думал Гена, быстрыми шагами удаляясь от телефона-автомата и торопясь к месту встречи с Любой, как его остановила вдруг страшная мысль: ведь Валя собирался подъехать к Любе! Боже мой! Валя его действительно слишком хорошо знает и словно предугадывает все его дальнейшие шаги… Все время действует на ход вперед. Странно, что он не появился в кафе еще перед его приходом. Но сейчас больше таких ошибок делать нельзя. Валя ведь знает о его отношениях с Любой: знает, что он обратится к ней за помощью; знает, что Люба ему не откажет, причем догадывается, что он не поедет к ней.
А-а-а, черт! Он уже наверняка знает, что я знаю и о том, что он уже всё знает о моей роли в смерти жены, и, стало быть, знает, что я бегу как заяц и не поеду к Любе, не подставлюсь; он и в кафе поэтому не появился, был уверен, что я буду прятаться, не буду светиться в таком месте, моя глупость меня и спасла, а теперь он наверняка знает, что я попрошу помощи, и Люба поедет ко мне, и, значит, никакого труда не составит просто проследить за Любиной машиной и поймать меня будет проще простого. И из этого всего следует, что идти сейчас на встречу с Любой нельзя…
«А куда, куда?! Люба наверняка уже выехала… Что же делать?!»
Гена снова заметался, снова его сознание затопил страх, он снова чувствовал себя дичью, у которой нет ни единого шанса спастись; был способен думать только спинным мозгом и испытывал только космический ужас, командующий всем его поведением. И Гена снова побежал. Он опять несся по улицам и переулкам, куда-то сворачивал, не понимая, где бежит, лишь бы бежать, бежал, как слепой, как безумный; в какой-то двор, налево поворот, угол дома, вереница сараев из бордовых досок (доски бордовые, единственное, что успевает отметить Генин спинной мозг), дальше – тихий тупичок, группа ребят, сидящих на ящиках, разворот, окрик сзади: «Эй ты, спортсмен, куда спешишь?»; еще быстрее, опять из двора – по улице, по переулку, мимо больницы, мимо кондитерской фабрики, мимо, мимо, дальше, дальше…
Физически он уже был истощен, не мог бежать, но все равно механически переставлял ноги, размахивал руками, хватал ртом воздух, как марафонец Хуберт Пярнакиви, чей трагический пробег последних ста метров на давно прошедших соревнованиях часто показывали по телевизору.