На фронтах Первой мировой - стр. 23

Поначалу мир, вернее мировые политики, замерли в ожидании. Это не мешало тысячам французов, русских англичан, включая высокопоставленных чиновников, отдыхать на курортах Германии, Австрии, и наоборот, тысячам подданных центральных империй отдыхать на курортах Франции. Сербский воевода Путник лечился в Австрии на водах, а генерал Брусилов с женой пили минеральную воду в германском Киссингене. Но маховик войны уже раскручивался.

25 июля, через месяц после Сараева Франц-Иосиф предъявляет ультиматум Сербии. Ультиматум это уникален уже тем, что включает заведомо неприемлемые для Сербии условия, как, например: разоружение армии, закрытие национальных сербских обществ, исключение из школьных программ всех завоеваний Австро-Венгрии и т. д. Тем не менее Сербия принимает все эти условия, за исключением одного – подчинения сербских судебных властей австрийским, т. е. потери фактической независимости. Уж это ли не пример стремления избежать войны?! Россия тут же предлагает решить конфликт путем мирных переговоров. Сейчас нередки рассуждения, осуждающие наше вступление за Сербию. Но, во-первых, в то время для России это было так же неприемлемо, как невозможно в наше время не заступиться за Южную Осетию. Во-вторых, дело вообще не в Сербии. Дело в Германии. Германский Генеральный штаб еще за четыре дня до ультиматума отозвал из отпусков всех военнослужащих, а за день начались военно-мобилизационные перевозки. При этом Вильгельм, как пишет Керсновский, «слал в Петербург успокоительные телеграммы, заверяя того, кого он еще называл “своим братом”, о своих примирительных шагах в Вене – а в то же время категорическими телеграммами своему послу там повелевал “ни в коем случае не создавать у австрийцев впечатление, что мы противимся их решительным шагам”». В Вене все поняли правильно. Мобилизация против России началась, а Сербии объявлялась война, на Белград обрушились тысячи снарядов. Но Россия все еще пыталась образумить Австро-Венгрию. Государь император все еще надеялся на честное слово брата Вильгельма и только через два дня подписал указ о частичной мобилизации против Австро-Венгрии. Кстати, частичная мобилизация затрудняла нам общую мобилизацию, ибо одни и те же части и соединения направлялись в разные районы развертывания. Вильгельм засуетился, так как частичная русская мобилизация все-таки не касалось Германии. Но не зря со времен Фридриха немцы считались мастерами провокаций. Официальная немецкая газета «Локаль Анцейгер» помещает сообщение о начале мобилизации германской армии. Русское посольство немедленно сообщает в Петербург, и в 7 часов вечера государь объявляет о всеобщей мобилизации. Но и всеобщая мобилизация не угрожала Германии, которая заканчивала свою всеобщую мобилизацию все равно в два раза быстрее. Германия же в ультимативной форме потребовала отмены мобилизации, угрожая войной. Государь император предложил брату Вильгельму передать конфликт на рассмотрение третейского суда в Гааге, а брат в 7 часов вечера 18 июля (1 авг.) объявляет России войну. Ну как еще можно было избежать неизбежное? Через два дня немцы предъявляют ультиматум Франции и Бельгии. У Франции, непонятно с чего, потребовали Туль и Верден, а у Бельгии, чей нейтралитет сами и гарантировали, пропуска немецких войск через свою территорию. Ну не смешно ли это? Впрочем, ждать ответа на свой ультиматум они и не собирались. Заявив, что французские самолеты «бомбардируют Нюрнберг» (полный абсурд, ибо бомбить там было нечего, да и бомбардировщиков у Франции не было