На дорогах четырех королевств. Том 1 - стр. 43
– Эй, единорог, закрепи конец!
Матиуш поднял голову. Сверху над ним стоял моряк и показывал рукой на свободно развивающийся в воздухе пеньковый трос. Моряк был на другом плече вантов, и ему спускаться было не с руки.
Матиуш двинулся вниз с облегчением. Нет, чтобы бегать по снастям наверху, нужно обладать совершенным бесстрашием, а ведь там нужно ещё и работать. Но вот внизу помочь ― это в охотку. Даже приятно размять мышцы… Моряк подсказал ему сверху, где можно было закрепить парусный линь.
Теперь при случае, когда требовалось общими усилиями натянуть фал, Матиуш охотно скидывал дублет (рукава в плечах начинали трещать), плевал в ладони и наваливался вместе со всеми.
Моряки, набранные в команду в основном из вольных городов, не брезговали его помощью, но и позубоскалить были непрочь: что за странная болезнь напала на заморского лорда, что он интересуется их нелёгким ремеслом и не боится набить мозоли на руках. Зачем это ему, коли в карманах и без того звенит монета? Неправильный лорд. А всё, поди, из-за слишком длинного носа на его физиономии. Это он мешает сонетру сидеть, спокойно сложив руки.
Капитан поднимал бровь, проходя мимо, но и у него не было возражений. Праздношатающийся человек на палубе раздражает.
Совместная работа делает людей особенными знакомцами. Ведь ремесло кормит простого человека. Если ты приложил в совместном труде свои руки, потратил силы, время своей жизни и помог кому-то в его деле, это всё равно, что поделился с голодным своей собственной краюхой хлеба. Это сближает. И по-особому сближает, когда ты смахиваешь пот, в свою очередь зачерпывая воду из общего бочонка. И сближает общий гальюн на носу барка ― по обе стороны от бушприта… когда каждый пользуется по известному назначению своей щелью, над головой хлопает косой парус, а ты смеёшься грубой, но уместной случаю шутке собеседника, и видишь только его голову над носовым рангоутом.
Через несколько дней лорд Хеспенский уже не был таким чужаком на «Быстром кулаке». Когда боцман запирал его в «солярии», можно было поклясться, что на его обветренном лице появлялась извиняющаяся гримаса.
Симус Йиржи смотрел на это дело по-другому. Когда Матиуш советовал ему для разнообразия попробовать на вкус морскую работу, физиономия у ординарца становилось несчастной, и он отодвигался подальше вглубь клетки. Он был готов вовсе не выходить на палубу, лишь бы ему не пришлось закатывать рукава и тянуть чужую лямку.
– Не обессудь, мой господин, но я вдоволь нагорбатился в кожевне у своего отца. До сих пор в горле стоит запах шкур, мокнувших в дубильных чанах. Да и подстегнуть оплеухой рвение своих работников папаша никогда не скупился. И мне по-свойски перепадало, ― говорил Йиржи и опасливо оглядывался, не слышит ли кто, кем на самом деле был раньше благородный сквайр. ― Ну его, в печень… Подлый труд лучше оставить людям неспособным даже в фантазии подняться над своей убогой долей. Человек создан, чтобы быстро и ярко прожить свою жизнь, взяв у неё по возможности все удовольствия. Разве мой господин желал бы поменяться с кем-нибудь из этих бродяг своей участью?