На дальних берегах. Книга первая. Тринадцатый год. Часть первая - стр. 13

– Нет!

– А если подумать?

– Ничего не могу сказать.

– Тогда я поясню. Кочубеев – фамилия тюркская.

– Тюркская?

– Да! Мой дальний предок – выходец из Золотой орды, он был мурзой и являлся приближённым к хану Тохтамышу. Когда неугомонного Тохтамыша на Волге у речки Кондурчи настиг и разгромил «потрясатель вселенной» хромой Тимур, мой предок, спасаясь, эмигрировал на Русь и там покрестился, так что понятен мой интерес к тем корням, от которых исходит древо моей семьи. А, кстати, земля-то круглая! Я и Николай Георгиевич – земляки, мы же оба из Самары!

– И больше того, – добавил поручик, до этого скромно молчавший, – Артём Севастьянович – давний знакомый моего батюшки. А ещё, наверное, лет пятнадцать назад, он преподавал в одной из городских гимназий, в которой учился Андрей, мой брат! Вот как в жизни случается! А пересеклись мы с ним за тысячу вёрст от Самары! Вот здесь, на Иртыше!

Собеседников прервал стюард:

– Господа, прошу пожаловать в столовую. Время обеда!

Новые знакомые прошли в столовую, располагавшуюся чуть ниже верхней палубы, и заняли свободный столик, который тут же накрыли.

– Водочки? – спросил Соколовский Чудинова-старшего и профессора Кочубеева, подняв графин, но томич покачал головой:

– Не употребляю.

– А почему?

– Я хоть и православный, но некоторые традиции своих далёких предков соблюдаю. А ислам запрещает алкоголь…

– А вы, Пётр Ефимович?

– Ну, разве только для аппетита. Самую малость.

Разговор за столом продолжился. Чудинов-старший спросил профессора:

– Артём Севастьянович, ну а каков ваш маршрут на сегодня?

– Я сойду в Павлодаре. В этом городе живут родители жены – она в начале лета уехала с сыном к ним погостить. Поехал их забирать. Побуду недельки две в этом городе, похожу по его окрестностям, и затем уже всем семейством в середине лета вернёмся в Томск.

После обеда компания пришла в каюту поручика. Соколовский в ней тоже находился один, так как выкупил два места.

Профессор принёс альбом с зарисовками, сделанными в последней экспедиции. На сорока ватманах с мельчайшими деталями были в карандаше изображены находки, по большей части украшения кочевников Евразийских степей, а также рисунки нескольких скифских мумий, и одна из них была прорисована с чертами лица.

– По всей видимости, этой молодой скифке было лет двадцать семь – двадцать восемь, – пояснил профессор. – У неё явно европеоидный тип лица, но с большой примесью монголоидных черт. Мои сёстры на неё очень похожи. Она погибла от раны, полученной мечом. Рана у неё загноилась, и случился сепсис.

Профессор ещё долго давал пояснения, но после них поручик переменил тему: