На Дальнем Западе - стр. 8
Полковник два или три раза прошелся вдоль палатки, как бы желая оправиться от внезапно охватившей его тревоги, затем быстрым движением приблизился к пленнику и схватил его за руку.
– Скажи же мне, наконец, кто ты такой: сиу или чэйэн? – спросил он прерывающимся от волнения голосом.
– Я – индейский воин, ставший на тропу войны с бледнолицыми. Этого с тебя довольно! – ответил юноша.
– Я хочу знать, – настаивал полковник.
Птица Ночи пожал плечами и, казалось, стал с большим вниманием прислушиваться к глухому стуку дождевых капель о поверхность палатки, чем к словам полковника.
– Будешь ли ты, наконец, говорить, несчастный?! – воскликнул рассерженный этим упрямством Деванделль. – Кто был твой отец?
– Не знаю! – ответил после некоторого молчания молодой воин.
– А твоя мать? Была ли она бледнолицей рабыней или женщиной из племени сиу или арапахов?
– Я никогда не видел моей матери! – был ответ.
– Но этого не может быть! – воскликнул полковник.
– Птица Ночи никогда не лжет! – холодно ответил краснокожий.
– Так скажи мне, по крайней мере, какого ты племени?
– Не все ли тебе равно, бледнолицый? Я взят в плен и знаю, каковы законы войны: убей меня, и все будет кончено. Я сумею умереть так, чтобы заслужить милость Великого Духа, который благосклонно примет меня на свои бесконечные луга, полные прекрасной дичи.
– Так ты больше ничего не скажешь мне?
– Нет, бледнолицый!
– В таком случае ты получишь то, что заслужил. Я не настолько прост, чтобы поверить рассказанной тобой истории. Мне очень жаль, по закону войны я должен тебя расстрелять.
Ни один мускул не дрогнул на бронзовом лице индейца.
– Истинный воин не боится смерти! – ответил он гордо. – Я знал, чем я рискую, вступая в войну с бледнолицыми, и теперь, когда Великий Дух отдал меня в твои руки, я сумею без страха встать под пули твоих солдат. Делай же поскорее, что велит тебе твой долг, а я позабочусь о том, как выполнить свой.
Едва только полковник открыл рот, чтобы ответить на эту гордую речь пленника, как у входа в палатку послышался нестройный гул голосов, и точас же внутрь ее просунулась голова солдата.
– Командир! Мы и эту птичку накрыли, – сказал он, вталкивая в палатку полковника Деванделля индианку, девочку лет одиннадцати или двенадцати, стройную, гибкую, как грациозный зверек, обладающую бронзовым личиком с довольно правильными чертами и блестящими глазами.
– Опоздай мы лишь на несколько минут, и она улизнула бы в ущелье, – продолжал болтать солдат, видимо, взволнованный неожиданно удачной погоней за юной индианкой.
Птица Ночи, увидев пленницу, чуть побледнел и сделал жест глубокого отчаяния. Не спускавший с пленника глаз агент уловил и эту бледность, и этот нервный жест индейца.