На букву "М" - стр. 41
И чувство, что можно ноги не бить — напрасно, не покидало меня до самой двери приёмной.
— Он уехал, Тимофеева, — смерила меня взглядом секретарь, доставшаяся Агранскому от матушки, злая непреклонная старая стерва, что сидела на страже хуже Цербера, и лишних две головы, возможно, прятались у неё в выдающемся лифчике. — Держи. Просил тебе передать, — швырнула она на стол как на прилавок хрустящий конверт из крафт-бумаги, в которые складывают булочки на вынос.
И уже по виду Церберши было понятно, что там не деньги. А ещё, что она туда заглянула. Но доставить ей такое удовольствие — позлорадствовать, глядя на моё разочарованное лицо, хрен она угадала.
— Вот сука! — достала я бархатную бирюзовую коробочку.
Но сначала прочитала записку.
«Согласись, меня трудно назвать скупым. Его цена намного больше твоей зарплаты. Но разве это не дороже денег?»
В нежном бирюзовом бархате, как в гробике, под крышечкой с белым бантиком на тонкой цепи покоилась подвеска от Тиффани. В форме банального сердечка. С прозрачным камешком по центру и надписью: «Моей неприступной...»
И я ещё не отрычала, не оттопала от злости, когда прилетело сообщение. Видимо, Церберша отписалась, что конверт доставлен адресату.
«Надеюсь, тебе понравилась. Но можешь обменять её на свою зарплату или обручальное кольцо. Сегодня в девять. В президентском люксе».
«Да хрен ты угадал!» — сняла я тысячу из неприкосновенного запаса в банкомате.
И по дороге в автобусе номер двести двадцать девять, что вёз меня куда-то на край белого света, где жил Великий Писатель, шерстила сайт Тиффани. Там русским по белому в политике возврата изделий, видимо, специально для таких меркантильных особ, как я, было написано: принимается только при наличии чека и только на территории США.
«Врёшь, не возьмёшь!» — злорадствовала я, когда расправив прямо на коленях крафт-пакет, сфотографировала на одной из остановок подвеску вместе со всеми бирюзовыми фантиками и выложила на Авито ровно за тридцать семь тысяч четыреста рублей, что причитались мне согласно ведомости. Торг неуместен.
«Засунь его себе в задницу! — отстучала я ответ. — Прямо в президентском люксе».
Прижимая к себе рюкзак с баснословной суммой, которую надеялась получить, я тряслась в пригородном автобусе до конечной, чтобы там пройти ещё километр пешком и постучаться в дом Великого Писателя.
И всё: Агранский, Дрим, моя работа в ресторане и этот грязный автобус, и даже подслушанный разговор Анисьева с бывшей женой Данилова — всё казалось мне сейчас сном. Игрой моего воображения, образами, навеянными книгами, хроническим недосыпом и переутомлением. Всё казалось нереальным, происходящим не со мной. И мне даже захотелось проснуться в тот день, когда я получила последнюю подпись в зачётку и увидела Данилова в коридоре университета. И чтобы с той минуты всё пошло по-другому. Как?