Н. В. Гоголь и Россия. Два века легенды - стр. 74

. В том же году по совершенно невинной причине был отстранен от цензорства С. Т. Аксаков; он пропустил рассказ «Двенадцать спящих бутошников»[30]. «Государь император, прочитав оную, изволил найти, – читаем в протоколе Московского цензурного комитета от 4 марта 1832 года, – что она заключает в себе описание Московской полиции в самых дерзких неприличных выражениях, написанных самым простонародным языком, приноровлена к самым грубым понятиям низшего класса людей, из чего, видимо обнаруживается цель распространять чтение ее в простом народе и внушать оному неуважение к полиции»[31].

7 сентября 1833 года Цензурный комитет наложил запрет на гранки «Телескопа» со статьей без подписи. «Летопись отечественного просвещения. Свод законов Российской империи». Запрещение мотивировано тем, что статья «со держит странные, непонятные… выражения»[32]. Автор пишет в статье: «Народ есть существо нравственное: он хочет знать, какими законами он управляется, чего от него требуют, чего он должен бояться и чего надеяться?». «Народ не менее ученых всегда и везде жаловался на безвестность законов». «Мысль кодекса есть постоянное стремление народа к сему самосознанию, сопровождаемое иногда покойным, иногда напряженным требованием; бывают приливы таковых требований, и тогда момент появления кодекса делается необходимым». Здесь речь явно идет о конституции, как вынужденном кодексе в результате требований народа. Автор не склонен верить букве закона; он указывает, что «при рассуждении о кодексе должно различать форму законодательства от содержания»[33]. Судя по тому, что статья без подписи, Надеждин, безусловно, ознакомился с ней, так как нес за нее полную ответственность. «Телескоп» в это время принимал «опасное» направление.

К светской цензуре прибавились еще и требования цензуры церковной, которая не только запрещала издавать без ведома Синода духовные книги, но и не допускала «вольности» в адрес церкви. 20 июля 1834 года министр народного просвещения приказывает Цензурным комитетам «ни под каким видом не допускать печатания критик на распоряжения, делаемые евангелическими консисториями»[34].

Зато в этой обстановке «всесильными» были такие журналисты, как Греч и Булгарин. Они пользовались доверием 3-го отделения и иногда наводили страх даже на весь Московский цензурный комитет. Так, летом 1831 года Греч написал «жалобу» непосредственно в Московский Цензурный комитет, в которой в резких выражениях выступил против «одобрения и напечатания статьи о сочи нениях чиновника 8 класса Булгарина в 9 книжке «Телескопа». Председатель Московского цензурного комитета вынужден был обратиться к министру на родного просвещения с довольно унизительной просьбой: