Мюнхэ. История Сербии / история «Хостела» - стр. 42
– А он тебе говорил?
– Нет, но скажет ещё. Для чего им всё же так рисковать?
– Не знаю, Георгий, но люди зря не скажут.
– Слушала бы ты бабу поменьше. Её место на кухне, а не с мужем на коне. С ней и сама, глядишь, мной управлять станешь – а мне этого допустить никак нельзя.
Тем временем, как мы узнали позже, Милош Теодорович решил навестить своего брата и ему первому поведать о том, что услышал в Порте.
– И что ты хочешь сказать? – холодно спросил Милан.
– Что скоро тут будет новая власть, хотим мы этого или нет. Тебе надо бежать. Всех, кто участвовал в восстании и тем более командовал войсками, казнят.
– Георгий знает?
– Ещё нет, – помотал головой Милош. – Ты первый.
– Но почему? Он ведь вождь.
– А ты брат.
– Ты бежишь вместе со мной?
– Видишь ли, бегут все. Нам не впервой – мы отойдём, переждём какое-то время, а потом снова нанесём удар, как десять лет назад. Смысла оставаться здесь ни для кого нет, это будет значить бессмысленную гибель и плевок в лицо сербской независимости немытыми устами грязного султана. Решайся.
Следом отправился Милош к Георгию.
– Где ты был? – строго спросил вождь, едва тот шагнул за порог нашего дома.
– У брата.
– Что ты там делал? – голос его становился всё более грозным и решительным.
– Мы разговаривали.
– О том, что…
– …что турки снова планируют напасть на нас, когда Наполеон отвлечёт нападением Александра.
– Почему ты мне не сказал об этом?
– Ты сменишь гнев на милость, когда узнаешь, что брат, узнав об этом, решил сбежать.
Георгий забыл заданный ранее вопрос и словно вскипел.
– Ты что?! Откуда ты это знаешь?
– Он сам мне сказал. Орды турок движутся сюда, коль скоро русские войска решили оставить нас и дать отпор Франции!
– Но русские обещали нам…
– Когда опасность подходит к тебе лицом к лицу, любое, даже самое священное обещание, можно забыть. Разве в этом дело? Разве надо сейчас оглядываться назад и рассуждать о том, кто виноват?! Надо решать, что делать! Причём скорее. Решайся же, вождь.
Георгий опустил глаза. Я была охвачена ужасом, понимая, что должно произойти со дня на день.
Милош не давал ему как следует подумать:
– И что же? Что ты решил? Как по мне, так уходить нельзя. Уйдём сейчас – накликаем беду. Первый раз мы уходили от дахи, которые и числом и силой превосходили нас. Они были здесь как дома. А сейчас нам идти некуда и незачем. Мы должны дать отпор туркам. Уступим им свой дом – останемся каликами перехожими!
Милош говорил высокие слова, которые Георгий и сам любил, но сейчас было для этого не место и не время. Когда вождь произносил пламенные речи, он был уверен в своей правоте – им предшествовали часы и дни размышлений и рассуждений. Горячность в принятии решений, связанных с народной судьбой, была ему не свойственна. Тот же всё напирал. Дать сейчас слабину и сказать, что мудрее было бы всё же покинуть насиженные места, Георгий уже просто не мог – его же оружием Тодорович практически убил его.