Мысли христианина. Дневники - стр. 26

Во мне и в травке или в дереве действует и является один Господь: оттого мне так приятно смотреть на растение.

Как верно и непреложно должно быть и есть слово Господа или Его обещание, когда оно все сотворило и все сотворенное держит в бытии, когда слово Его есть то же, что дело? Кроме того, вера в Его слово живит, а неверие – мертвит, разгораясь в груди и сердце страшным огнем, попаляющим внутренности наши.

Всю глубину человеческого падения, всю растленность человеческого естества познают только те, которые достойно причащаются Святых Тайн. В это время они видят – по откровению Господню – внутреннее зло, или зло сердца, в ужасающих размерах: сердце все в язве, в болезни, и между тем не ищет исцеления, коснеет во зле своем и без самопринуждения не примет в себя живой, спасающей веры в Таинство. Напротив, оно отвращается от него, как злой, упрямый и капризный ребенок от сосца матери.

Однажды зажигал я лампадковую светильню, которая, горевши известное время, втянула в себя все масло, находившееся в лампадке, и, наконец, за недостатком его втянула в себя и водяные остатки. Вытянув из трубочки светильню и налив полную лампадку масла, я зажег светильню. Но по причине водянистости она скоро погасла, потом, окунувши верхний кончик светильни в масло, я зажег ее снова. Сначала она воспламенилась, но потом опять стала угасать: огонь не мог вдруг пересилить, воспламенить водянистую вервь, и она то вспыхивала, то как бы совсем угасала, а вервь только трещала и бросала от себя водянистые брызги; наконец, он взял свою силу и воспламенил ее. Мне пришло на мысль в это время сравнить светильню с сердцем человеческим, и в этом явлении читал я состояние своего сердца и многих подобных моему сердец. Не так ли огнь благодати Божией борется с нашими сердцами, усыренными, отягченными объядением и пьянством и разными страстями, и не может скоро воспламенить их, хотя мы и желаем и ищем того, и то воспламеняет наше сердце, улучив минутно доброе расположение сердца, то как бы совсем потухает, и снова воспламеняет, и снова ослабевает, пока, наконец, видя наше усердие, совсем не преодолеет его сырости и не воспламенится ярким и сильным пламенем? – Признаюсь, что я читал судьбу своего сердца в светильне, когда она, чуть занявшись сверху огоньком, трещала и не поддавалась действию огня, и огонь то вспыхивал, то как бы совсем угасал, едва скользя по поверхности; я молился: Господи! «Да не одолеет злоба» моего сердца «Твоей неизглаголанной благости Молитва святого Иоанна Дамаскина из молитв на сон грядущим»; греховную сырость его да одолеет Божественный огнь благодати Твоей. Братия! Наше сердце – точно как сырое дерево, пропитано оно беззаконием, как водою; и не диво, что огнь благодатный не горит в наших сердцах постоянным и ярким пламенем и только по временам воспламеняется – и опять скоро угасает. – Апреля 27 дня 1857 года.