Мысль – твой враг. Сокрушительные беседы - стр. 5

объект, т. е., даже если вы скажете, что там есть объект, не применяя этого слова, это значит, что там есть разделение. Я пытаюсь вам рассказать, как происходит это разделение, эта отделенность.

В: Разделение – это на самом деле начало двойственности.

О: Я никогда не скажу ни себе, ни вам, что я – это стол. Это слишком абсурдно. Я говорю, что вы не можете отделить себя по собственной воле и намерению, кроме как когда на то есть требование извне. Вы задаете вопрос: «Что это?». У нас с вами в памяти заложена одна и та же информация, независимо от того, используете ли вы французское слово, английское слово, немецкое слово, слово на латыни – это не имеет значения. Исходная точка – стол, о котором вы меня спрашиваете. Итак, я говорю, что это стол, белый стол. Мы с вами обладаем одной и той же информацией. Когда этого вопроса там нет, я бы даже не посмотрел на него и не говорил бы себе, что это стол. Это не означает, что я «невыбирающе осознающий» его. То, что там есть – всего лишь отражение этого предмета на сетчатке. Даже это утверждение не может быть мною пережито, так как стимул и реакция – это одно единое движение. В ту секунду, как вы говорите, что существует осознавание, существует уже и разделение.

В: Почему мы поддерживаем эту позицию, эту двойственность, это разделение?..

О: Это единственный способ, которым «вы» можете продолжаться. Иначе «вы» закончитесь. То «вы», которым вы себя считаете, то «вы», которым вы себя переживаете, и есть ваша личность. Посредством этой постоянной потребности использовать память она поддерживает свою непрерывность. Если этого там нет, то вы не знаете, что же произойдет. Поэтому фраза «свобода от известного»[1] до определенного момента очень привлекательна.

Дело в том, что как только вы освобождаетесь от известного, вы не можете о нем что-либо сказать. Поэтому если я слушаю кого-то вроде вас, кто говорит о потребности быть свободным от известного, то ваше акцентирование того, что потребность освободиться от известного существует, само становится частью известного. Это (весь мыслительный процесс) существовало на протяжении миллионов лет, и оно знает все уловки в этом мире. Оно сделает все что угодно, чтобы поддержать свою непрерывность.

В: Получается, что у мышления на самом деле нет никакого места в понимании…

О: Вообще нет никакого мышления. Если нет никакого мыслителя, то нет и мыслей. Вы не можете сказать, что есть только мысль, а мыслителя нет. Мысли исходят не отсюда (указывает на свою голову), они приходят извне. Интерпретация сенсорного восприятия в рамках вашей «переживающей структуры» – это мысль. Итак, вы используете эти мысли для достижения какой-то цели.