Мыльная сказка Шахерезады - стр. 32

– Меня больше всего интересуют снимки вашего выхода из роддома. Где они? – спросила я.

– Их нет, – сказала Катя.

– Вот странно, – удивилась я, – обычно матери трепетно относятся к фотографиям, где стоят с конвертом с младенцем в руках.

Катюша почесала нос.

– Я один раз спросила, где мои совсем детские фотки, да и мамины тоже. Хотелось на бабушек-дедушек посмотреть. А она сказала, что все документы погибли при пожаре, ей потом пришлось восстанавливать свой паспорт, мою метрику.

– Да, жаль, – протянула я, – снимков не вернуть.

– Точно, – вздохнула Катя, – так я бабушку с дедушкой и не увидела. Они до моего рождения умерли.

– Знаешь, где они работали? – поинтересовалась я.

– Неа, – призналась Катя, – мама о них ничего не рассказывает. Думаю, она с родителями поругалась и убежала от них. Но мне правду не говорит, чтобы плохой пример не подавать. Родители обожают себя приукрасить, их послушать, так они в детстве на крыльях летали. У меня подружка есть, Оля Шмакова. Ее отец за каждую четверку ремнем лупил и орал:

– Дура! В кого такой тупой лентяйкой уродилась! Я учился на «отлично», родителям с десяти лет помогал, газеты до занятий разносил, деньги с пеленок в дом притаскивал.

Олька ему верила, а потом ее предки ремонт затеяли, поснимали с антресолей древние чемоданы эпохи динозавров, и Шмакова в хламе отцовский дневник за десятый класс нашла. Вау! Там одни колы, замечаниями даже обложка исписана. Ольга ему дневничок показала и пригрозила:

– Еще раз меня пальцем тронешь, пойду к нашему директору, покажу ему вот это и про побои сообщу.

Зачем взрослые лгут?

– Понимают, что в молодости натворили много глупостей, и хотят удержать детей от опрометчивых шагов, – ответила я, – желают им счастья.

Звонок мобильного прозвучал так громко, что я вздрогнула и схватила трубку.

– Соловьева Ирина Алексеевна, москвичка, ранее проживала на Миусской площади, на задах улицы Горького. Отец Алексей Михайлович, авиаконструктор, доктор наук, профессор. Мать Ариадна Олеговна, чертежница, работала вместе с мужем. Бабушка, мать отца, Кира Алексеевна, поэтесса, скончалась в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году, через двенадцать месяцев после первой посадки Ирины.

Последняя фраза прозвучала настолько дико, что я переспросила:

– После чего?

– Ирина Алексеевна была осуждена в марте восемьдесят третьего за воровство. Отсидела два года. В восемьдесят шестом снова попала на зону по обвинению в нанесении телесных повреждений, повлекших за собой большой ущерб здоровью, – бубнил Семен. – На сей раз, учитывая рецидив, ей вломили много. Ира шила брезентовые рукавицы в Мордовии до восемьдесят девятого.