Мягкая ткань. Книга 1. Батист - стр. 4
Человек он был огромного роста и могучего телосложения, при этом добрый и спокойный, легко брал на себя некоторые специфические заботы по хозяйственно-административной части: следил, например, за тем, чтобы партийные товарищи, занимающие какие-либо посты в городе Киеве, лежали в больнице поудобнее, чтобы питание у них было получше и чтобы к ним почаще заходили медсестры. Так же легко давались ему переговоры с различными «товарищами», которые появлялись в больнице с проверкой и сразу попадали в кабинет к нему, поскольку все в больнице хорошо знали, к кому нужно их направлять.
Иногда, чтобы особо рьяные гости не пытались проникать в глубь больницы дальше положенной им территории, приходилось доставать банку медицинского спирта, причем в нужный момент, не раньше и не позже, и тогда товарищеский разговор неоправданно затягивался, о чем Весленский непременно сообщал Бурлаке с брезгливой полуулыбкой.
Услышав в то утро, о чем идет речь, Бурлака надолго отвернулся к окну.
– Знаете что, – наконец произнес он. – Я хочу с вами выпить. Мы с вами никогда не выпивали еще.
– Вера была прекрасным человеком, – торопливо сказал доктор. – Вы понимаете это?
– Я понимаю, – отозвался Бурлака и налил в мензурки себе и доктору. – Давайте, доктор. Давайте помянем вашу жену. Это не наш обычай, я знаю, не советский, но что же делать.
Доктор молча кивнул, выпил.
– Только не плачьте – сказал Бурлака. – Вид плачущих мужчин меня убивает.
– Да не буду я плакать, – сердито откликнулся доктор. – Иван Петрович, вы мне поможете?
– Не знаю, – покачал головой Бурлака. – Просто не знаю, что и делать. Как-то странно это все.
– Иван Петрович, дорогой, – заторопился доктор. – Поверьте на слово. Я без этого просто не смогу жить. Хотя бы на первое время… На первое время…
Потом доктор написал на бумажке список необходимых препаратов и пошел в хирургическую за инструментами.
Бурлака меж тем принялся составлять документ.
Документ на бланке больницы, а верней, горздравотдела, необходимо было составить такой силы и такой хитрости, чтобы никто, включая милиционеров, дворников и прочих разных грубых и малограмотных людей, с одной стороны, не мог бы усомниться в его подлинности, а с другой – не стал бы вникать глубоко в его суть.