Мы сами отдали им Землю - стр. 30

В нас было много чего, что роднило с Ними. В какой-то степени глядя на нас, Они видели себя, свое прошлое, свою историю, свое становление. Хотя Они и использовали нас, но в какой-то степени, спасали от самих себя. Их общество было более гуманным, осознанным и даже, в какой-то степени, более просветленным. Новая гибридная раса, могла привнести во Вселенную новую созидательную силу, способную уравновесить ее.

Проснувшись через несколько часов, на самом закате, Кирилл обнаружил, что чувствует себя значительно лучше. Озноб прошел, боль в ноге утихла, оставив лишь ноющее ощущение над коленом, взамен простреливающей боли от пятки до бедра. Кирилл снова подавил инстинкт, который требовал перестроить свои ткани, чтобы боль ушла, как делал это уже сотни раз после ранения. В лазарете позволил медикам вводить иглы в свое тело, позволил лекарствам проникнуть в кровь и отработать свое дело, позволил мышцам заживать от проводимого лечения. Инстинкты бушевали как никогда, рвались наружу, демон нашептывал обещания исцеления – скорого и менее мучительного – чем то, что обещала человеческая медицина. Но он не слушал, сопротивлялся, как делал это всю жизнь. Он снова загнал его в глубокую нору и намертво замуровал своей волей. И даже теперь, вдали от медиков, анализов и свидетелей, не позволял демону выбраться на волю. Потому что Елена рядом. Потому что не мог допустить никаких иных проявлений своей сущности, кроме типичных, ожидаемых, естественных для человека. Она не должна ничего знать, даже смутно догадываться. Ее мир и без того был сущим адом, и Кирилл не мог себе позволить подлить масла в это пламя.

Женщины в домике не было. В кухонное окно бил яркий низкий солнечный луч, подсвечивая пустоту дальней комнаты.Как часто это бывало, она сидела на крыльце. Ее плечи вздрагивали, прерывая тонкий и тихий плач. Он замер. По спине пробежал холодок, а внутренний голос приказывал бежать и притворяться спящим. Но все же преодолев себя, присел рядом с ней, не без боли согнул раненую ногу и попытался заглянуть ей в лицо. Голова Елены была опущена, а от взгляда Кирилла, лицо отгорожено прядью темных волос.

– Почему ты плачешь?

– Я думала ты умер, – прохныкала она, шмыгая носом и утирая слезы с лица рукавом фуфайки. – Или они узнали, что ты сделал и арестовали тебя.

– Ох, – выдохнул мужчина и уронил голову на руки. Его шумный и тяжелый выдох заставил Елену повернуться, показав ему свое заплаканное лицо. Но стоило Кириллу поднять голову, как она тут же отвернулась.

– Я не плакала с тех пор, как они забрали мою дочь, – заключила она уже спокойнее, глядя в сторону.