Мы дрались на истребителях - стр. 92
В июле был очередной прорыв фронта. Немцы ввели в прорыв румынский кавалерийский корпус, и ему противостоял один наш стрелковый батальон, к тому же потрепанный в бою. Наземное командование обратилось к командованию армии с просьбой помочь. Те дали указание действовать на свой страх и риск, чтобы помочь стрелковому батальону. Давидков послал разведку. Полетел Сигов. Вернулся, помню, улыбается, смеется. «Что такое?» – «Румыны идут с духовым оркестром. Распустили знамена. Колоннами. Походным маршем». – «Давидков, что, они с ума сошли?» – «Не знаю, сошли или нет. Маршируют по голой степи, мы им покажем!» – «Навесить РС, сам поведу!» 20 машин с РС, всего 160 РС. Давидков повел. Пришел на бреющем, с ходу ударили РС по всей этой массе, а потом начали достреливать из пулеметов. Давидков вернулся, полетела очередная группа. Двое суток наши гоняли этот румынский кавалерийский корпус по степи. На третий день мы перелетали на У-2, и пришлось лететь над этим побоищем. Лететь ниже 200 метров нельзя было – трупный запах. Потом приехал генерал-лейтенант Корнеец, построил полк и сказал: «Вы разгромили 5-й румынский королевский кавалерийский корпус. Прорыв ликвидирован».
В июле был сбит Токарев. К тому времени он сбил 6-7 самолетов противника. А теперь сам был сбит. Не вернулся с задания. Его ведомый был убит. Они прикрывали штурмовиков или СБ, довели их благополучно, но сами пострадали.
Через несколько часов раненого Токарева привезли на «эмке». Я подбежал к нему, когда он помахал мне. Он вынул из кармана большой складной нож на цепочке, который всегда брал с собой, и показал его мне. Этот нож ему подарил отец. Токарев с ним не расставался, верил, что этот нож спасет ему жизнь. И он угадал. Пуля крупнокалиберного пулемета ударила в нож, выбила часть стального корпуса, изменила направление, поэтому пробила только мякоть бедра. Если бы не нож, то пуля пошла бы через таз, и возможно, это было бы смертельное ранение. Так действительно нож спас Токареву жизнь.
После ранения Токарев стал командиром другого полка. Потом он вернулся в наш полк, был при Давидкове какое-то время штурманом, а когда Давидков ушел в академию, Токарев стал командиром полка.
После того как Токарев был ранен, я остался без самолета. Нас с Гармашом определили в ремонтную группу, она называлась рембазой. И мы занимались восстановлением самолетов, пострадавших в бою. Восстанавливали все сами, настолько уже были опытными. Мы не получили за все время работы в рембазе ни одного нового самолета. Привозили нам только моторы и плоскости. И-16 в обслуживании был не сложный, просто несовершенный. Например, такая элементарная вещь – счетчик боеприпасов, а его не было. Чуть-чуть задержал гашетку – все! ШКАС все выпускает, 1800 выстрелов в минуту – с ума сойти. Опытные про это помнят, а молодой – чуть задержал, и стрелять нечем. Вот прилетает такой: «А! Туды-растуды! Пулеметы не стреляют!» – «Да у тебя пустые ящики!»