Мы дрались на бомбардировщиках. Три бестселлера одним томом - стр. 76
В середине января мы полетели на Пилькален. Нам опять дали этого «орла», и снова мы на боевом развороте отстали. Правда, здесь уже спокойно отбомбились, никто по нас не стрелял. «Орел» погиб 18 января возле аэродрома Хайлигенбаль. Летчик Хлопков и штурман Смирнов полетели на нем на разведку погоды. Возвращается. Подошел, сделал первый разворот, второй и стал к третьему развороту подходить, клюнул носом и исчез. Нет самолета! Он упал прямо у нас на глазах, причем не взрыва, ничего не последовало, тишина. Говорят, чудес не бывает! Бывают, и еще какие! Весь экипаж остался жив, и даже царапины на них не было! Правда, приехали они с выпученными глазами и долго не могли прийти в себя.
Вообще, надо сказать, авиаторы жили неплохо. Боевой вылет – полтора-два часа. Над целью находишься очень незначительное время, а после возвращения мы уже свободны. Самолет поставили на стоянку, с ним техники занимаются. В Шауляе мы размещались в добротных казармах. Немцы выкрасили стены розовой краской, а по ней нарисовали девиц в купальниках, сидящих на пляже в шезлонгах. Нас эти рисунки очень радовали, а политорганы не возражали. Надо прямо сказать, что никаких проблем ни с ними, ни с особистами не было. Полкового особиста я видел один раз. Он читал лекцию о бдительности на территории врага. Политработники тоже были нормальные. Кстати, знаешь, чем отличается комиссар от замполита? Комиссар говорит: «Делай как я!», а замполит: «Делай, как я скажу!»
Жили все очень дружно. Вечером за ужином старшина эскадрильи тем, кто летал на боевой вылет, в крышку от термоса отмеряет 100 граммов. Обычно экипаж скидывался одному – сегодня я выпиваю, завтра летчик, а потом стрелок-радист. А после ужина танцы, музыка, песни. Штурман нашей эскадрильи Михаил Куркалов был отличным баянистом, а сержант Лимантов В.А. – прекрасным аккордеонистом. Под их аккомпанимент мы часто пели наши любимые русские и украинские песни. В полку было человек 15–20 женщин – прибористы, оружейницы, парашютоукладчицы. Надо сказать, что мы, мальчишки, не пользовались у них особым успехом и вели себя скромно. Командир полка Иван Семенович Гаврилов ввел очень строгий порядок. Если какая-нибудь девушка беременела от нашего товарища, то ее отправляли на его родину, к его родителям.
Надо сказать, что командир полка был исключительный летчик, который совершил более 400 вылетов. Он по всем параметрам заслуживал быть Героем, но Андреев, командир дивизии, зажал его представление. Штурмана полка и начальника связи представили к званию, а его нет. Хотя только он и мог возглавить дивизионную колонну, когда мы делали первый налет на Кенигсберг 5 февраля 1945 года. Надо сказать, что я был еще мальчишкой, в Одессе, когда началась Вторая мировая война. И из сводок было известно, что английская авиация совершала налеты на город Кенигсберг. Тогда я впервые в жизни услыхал название этого города, конечно же, не представлял себе, что когда-то мне тоже придется бомбить Кенигсберг. Перед вылетом мы собрались в классе предполетной подготовки, где проводился инструктаж, был вывешен фотопланшет Кенигсберга размером метр на метр. Дешифровщики обвели красным наши цели – порт, вокзалы, аэродром и прочее. От каждого из трех полков дивизии в вылете участвовало по две эскадрильи – 54 самолета. Вылетели мы из-под Истенбурга во второй половине дня. Под плоскостями подвешены две отличные 250-килограммовые немецкие авиабомбы, в бомболюке – наши сотки. Помимо фугасных мы использовали и немецкие кассетные ротативно-рассеивающие бомбы. Надо отметить высокие баллистические данные немецких боеприпасов.