Мы - стр. 5

Теперь я редко вижу плодовую мушку за пределами фруктовой вазы. В настоящее время я работаю в частном коммерческом секторе – «корпорации зла», как называет его мой сын, – отвечаю за исследование и развитие; звучит довольно помпезно, но, по сути, означает, что мне больше неведомы свобода и восторг фундаментальной науки. Сейчас я занимаюсь организационными, стратегическими и тому подобными вопросами. Мы финансируем университетские исследования, соединяя академический опыт, новшества и энтузиазм, но при этом следя за тем, чтобы наука имела практическое применение. Мне нравится моя работа, я хорошо с ней справляюсь, я по-прежнему посещаю лаборатории, но лишь затем, чтобы координировать и управлять молодыми людьми, выполняющими ту работу, которой когда-то занимался я. И я вовсе не какой-то корпоративный монстр; я знаю свое дело, достиг в нем успеха и обеспечил себе надежный тыл. Но теперь наука не вызывает во мне былого интереса.

Потому что когда работаешь, не замечая времени, с небольшой командой преданных делу, увлеченных людей, это действительно захватывает. В то время наука меня околдовывала, вдохновляла, была хлебом насущным. Через двадцать лет наши эксперименты с плодовой мушкой могли бы привести к медицинским открытиям, которые нам трудно было даже представить, но в то время нас подталкивала вперед другая мотивация – чистое любопытство, чувство игры. Нам было просто здорово, и я без преувеличения могу сказать, что любил свой предмет.

Я не говорю, что при этом не приходилось много заниматься тяжелой рутинной работой; компьютеры тогда были капризные и примитивные, чуть лучше огромных калькуляторов и очень маломощные (современный телефон у меня в кармане гораздо мощнее), а ввод данных был утомительным, трудоемким процессом. И хотя обычная плодовая мушка имеет много преимуществ как организм для эксперимента – плодовитость, короткий цикл размножения, характерную морфологию, – никакими индивидуальными особенностями она не отличается. Мы держали одну из них как питомца в лабораторном инсектарии, она имела собственный стеклянный сосуд с крошечным ковриком и кукольной мебелью, и мы заменяли ее в конце каждого жизненного цикла. Пол у плодовой мушки распознать непросто, и мы назвали его/ее Брюсом. Пусть это будет архетипическим примером юмора биохимиков.

Такие простенькие развлечения необходимы, потому что когда усыпляешь популяцию дрозофил, а затем изучаешь каждую мушку с помощью тонкой кисти и микроскопа, выискивая крошечные изменения в пигментации глаза или формы крыла, то, честно говоря, это отупляет. Так бывает, когда берешься складывать огромную головоломку. Поначалу ты думаешь: «Будет весело», включаешь радио, завариваешь чай, и только потом до тебя доходит, что перед тобой слишком много отдельных кусочков и почти все они – небо.