Мы - стр. 20

Разумеется, мы спорили. О туннеле под Ламаншем он отзывался так: «Все равно что оставить входную дверь открытой». Что, по его мнению, могло случиться? – поинтересовался я. Что в Фолкстон, Кент, хлынет мародерствующая толпа тореадоров, трактирных официантов и торговцев луком? Если по справедливости, то отец потерял своего отца в Бельгии в 1944-м, и, наверное, это обстоятельство в какой-то степени оправдывает его враждебность, хотя она иррациональна для такого рационального человека. Для моего отца «заграница» означала странное, неизвестное место, где молоко имеет подозрительный привкус и не скисает неестественно долгое время.

Да, я не повидал мира; по правде говоря, до встречи с Конни я едва знал Европу. Куда бы мы ни отправились, она успела там побывать. Ее европейская карта была плотно утыкана красными булавками, обозначающими украденные рюкзаки, пропущенные рейсы, томные поцелуи в регулярных парках, опасность беременности, свежие апельсины, сорванные с дерева, и анисовую водку на завтрак. Впервые оказавшись в ее квартире, я скользнул взглядом по фотографиям, прилепленным к холодильнику: Конни в стиле новой волны и ее сокурсницы с напомаженными перманентами, посылающие воздушные поцелуи прямо в камеру или курящие топлес – топлес! с сигаретами! – на балконе в Сицилии.

Впервые оказавшись в ее квартире. Да я пока даже порога не переступил. Она все еще разговаривала с Джейком.

Когда с нелепым десертом сестры было покончено, нас всех попросили поменяться местами и «пообщаться». Конни и Джейк слетели со своих стульев со скоростью катапультируемого кресла. Что касается «общения», то оно вылилось в продолжение начатого разговора, только уже за другой частью стола, и на моих глазах акробат вынул откуда-то, не знаю откуда, возможно из своих колготок, небольшой полиэтиленовый пакет с застежкой, в котором лежали пыльные конфеты; их он и предложил Конни, а та с кивком, чуть ли не покорно пожав плечами, приняла их, после чего пустила пакетик по кругу. Наверное, конфеты были не очень вкусные, потому что каждый клал их в рот с гримасой и тут же запивал водой. Вскоре я оказался между двух актеров под кайфом – положение, по всем экспертным оценкам, подтвержденным с тех пор, из самых худших, в каком может оказаться биохимик. Один из актеров начал свой спектакль-представление, рассчитанное на одного актера, но, как мне показалось, и одного было чересчур много, а когда полиэтиленовый мешочек дошел до нас, он потряс им перед моим носом. Сестра, сидевшая за противоположным концом стола, энергично закивала, округлив глаза.