Мы больше нигде не дома - стр. 2
Но и этого довольно для того, чтобы назвать его гением…
Я бы в жизни на такое не обиделась.
Но я уже не участвую.
Я уже наступила ногой на ту полоску, нарисованную мелом на асфальте,
после которой, по правилам, мне положено выходить из игры.
Это – граница игры.
А дальше я еду в Америку, и живу «за границей собственной судьбы».
Одна радость – в Блюмингтоне, в местной библиотеке, читаю русские журналы.
В том числе, журнал «Театр», отданный по причине 90-х «молодежной редакции».
Они развели там такое типа ЖЖ для пятнадцати посвященных.
А журнал в ту пору был тиражом на всю страну.
Тысяч сто что ли. Или четыреста…
И вдруг вижу там: мудила Юха пишет Опровержение!
Этой цыперовой статьи.
Соревнуясь с ним в красноречии.
Оттягиваясь в полный рост.
Там было что-то такое:
«…этот крошка Цахес, духовный уродец, могущий изрыгать только злословие, откуда он взялся?
Оооо, я вам отвечу, откуда он взялся! Как ни странно, крошка Цыпер, будучи москвичом, является представителем самой злой, а именно петербуржской Школы Злословия!
Основательница этой школы – Юля Беломлинская, местная Мадам Де Помпадур, ее имя и портрет присутствуют в этом отвратительном пасквиле в зашифрованном виде,
именно в складках ее пышных юбок и зародилось омерзительное явление,
называемое Крошка Цыпер…
Вот чей он паж и верный ученик!
Но у Юли все было проще и понятней. Юля Беломлинская – паучиха Черная вдова, ей надо выспаться на человеке, а потом его уничтожить.
Ее последователь – гнусный Крошка Цыпер, мелкая собачонка при знатной даме, кусает просто так, из любви к хозяйке…»
Ну, вроде хватит.
Я цитирую по памяти.
Я много раз прочла это.
Сижу себе в библиотеке университетского города Цветогорска Мид-Вест Индиана,
Растолстевшая, в бесформенной сиреневой кофте, абсолютно оторванная сама от себя, от всего, кроме своей дочки, ни к чему непричастная…
И читаю этот русский журнал трехлетней давности…
Чувствовала я себя, наверное, как Судейкина.
Уже там, в парижском скворешнике.
– Что это было? В какой стране? С кем?
Как вы сказали? Петербург?
А они, по-прежнему, там живут, ходят по моим улицам.
Тенью, Носом, портретом…
А они, по-прежнему, могут взять билет до Питера.
Выйти утром на Невский, пройти двадцать минут,
свернуть на Итальянскую,
подняться на третий этаж в подворотне Малигота,
постучать, и двухстворчатую дверь распахнет…
Похмельный, но не злой.
Глаза красные, как у белого кролика.
Мой Гастон – из книжки «Роковая любовь».
Призрак Оперы.
Все москвичи знали, что он – редкая в нашем кругу, ранняя птица.
И даже с первого московского поезда
можно смело идти в эту мастерскую, и там тебе откроют.