Мы – арии. Истоки Руси (сборник) - стр. 6

Из того, что народ земледельческий легко принимает весь образ своих завоевателей и уступает им отличительные черты собственного быта, не должно думать, однако, чтобы дух народный погибал без следа.

Во всяком случае, в отношении русского народа это, несомненно, так. У каждого народа есть та «изюминка», которая выделяет его и служит как бы «визитной карточкой» нации. Сложились даже устойчивые выражения – «английский джентльмен», «немецкий порядок», «ирландское упрямство» и т.д. Что касается нас, то иностранцы не устают удивляться загадочной русской душе. Вот тайна для них за семью печатями: их поражает и открытость русских, их доверчивость и простодушие, и способность жертвовать своими кровными интересами. О последнем следует сказать особо.

Русскому человеку не свойственен национализм. Он решительно не хочет объединяться по принципу кровного родства. Ни одна русская партия не имела и не имеет сколько-нибудь весомого политического влияния. С момента создания Русского государства русские по отношению ко всем другим народам выступали в качестве старшего брата. Они всегда брали на себя выполнение самых тяжелых задач. Национализму, успешно процветавшему у братьев-славян (особенно на окраинах империи), балтов, татар и других народов, русские противопоставили свою особенную национальную идею, которая, с легкой руки Ф.М. Достоевского, стала называться русской. Как прямая противоположность племенному эгоизму, русская идея предполагает любовь и сочувствие ко всем народам земли. В своей знаменитой Пушкинской речи Достоевский прекрасно определил ее как «всемирную отзывчивость русского человека». Все самые крутые перемены в русском общественном сознании за последние пять веков – реформа Никона, Петровские преобразования, большевистская революция и «демократический» переворот – были актами национального самоотречения. В каждой из этих перестроек национально ориентированные силы терпели сокрушительное поражение. Но победа чужеродных идей была предопределена, в том числе и заложенным в русских стремлением вжиться в новую, неведомую для них традицию. «Наш удел и есть всемирность, и не мечом приобретенная, а силою братства и братского стремления к воссоединению людей» (Ф.М. Достоевский). И то, что на пути к этому русские неминуемо жертвуют своими национальными интересами, уже никого не должно удивлять. Это не проявление слабости. Такова наша историческая миссия, таков путь русской идеи.

Обо всем этом Хомяков горячо и страстно написал (ранее Достоевского) в своей прекрасной книге «Семирамида», некоторые положения которой мы воспроизвели чуть выше. Эту книгу по праву следует признать «азбукой» метаистории. Хомяков попытался взглянуть на историю человечества с единых позиций, вплести судьбы отдельно взятых цивилизаций в общий процесс развития общества и, наконец, выделить в этом многонациональном мире движение отдельных племен и народов. Путь русских и славян он предложил угадывать скорее сердцем, чем разумом. Наш путь – это привнесение в душу каждого иноплеменника духа любви ко всем людям на земле. Русских всегда можно отличить по тому, что они сплачивают вокруг себя другие народы, наш удел – строительство империй, где каждое племя имеет равные права и возможности с русскими. Мы – идеалисты, равных которым нет в мире, мы – не от мира сего, мы все еще грезим и мечтаем об утраченном «золотом веке» человечества, когда оно жило счастливо единой семьей и не было ни войн, ни раздоров. Отсюда и сказки о нежданно свалившемся богатстве, и маниловские «прожекты», и обломовское миросозерцание. Русские бессознательно хранят в себе память о времени былого единства всех людей (а не только его индоевропейской «составляющей») – вот наше коренное отличие от других народов. Но, признавая этот факт, можем ли мы объяснить, где истоки «нашей всемирности»? Откуда есть пошла русская идея?