Музыкальный приворот. На крыльях. Книга 4 - стр. 15

Не стала кричать, что я должна оставить его в покое.

Не стала угрожать.

И даже про мезальянс не сказала.

Она просто спросила, и тон ее был обыденный:

– Сколько?

– Что – сколько? – растерялась я, сцепив руки на коленях еще сильнее – до легкой боли.

– Сколько ты стоишь, Катя Радова? – медленно спросила мать того, кого я любила.

Меня словно лицом в снег кинули. Щеки обожгло, как от удара.

– Что… Что вы говорите? – не сразу пришла я в себя.

– Ты отлично расслышала вопрос.

– Вы с ума сошли? – почти прошептала я.

– Так, девочка, давай без дерзости. И без сцен а-ля «Я его люблю до гроба, хочу быть вместе, не могу», – поморщилась Алла. – Будем говорить, как взрослые люди. Не на языке эмоций, а на языке разума. И будем логичны. Сколько ты хочешь, чтобы оставить в покое моего глупого сына?

Снег как будто бы и в горло натолкали – от переполнявших чувств какое-то время я и говорить не могла, и все во мне трепетало – и совсем не от страха.

Да как она смеет?

Я молчала, не в силах выговорить ни слова. Все те заготовленные заранее фразы, которые крутились в моей голове, пока я ехала сюда, разом пропали, оставив только красную полосу возмущения и зарождающейся праведной ярости.

– Давай повернем наш разговор в более поэтичное русло, – предложила Адольская, прекрасно понимая мое состояние. И явно считая, что сможет меня подавить.

– У тебя есть мечта? Я могу ее исполнить.

Я молчала, прикусила язык, чтобы с губ не сорвались злые слова, самым ласковым из которых было «тварь».

Ты пожалеешь о том, что сейчас говоришь мне эти слова.

– Скажу откровенно, как человек с большим, нежели у тебя, опытом, – продолжала она, приняв мое молчание за согласие. – Любовь прекрасна лишь в книгах. В жизни она длится несколько лет, а потом угасает. Медленно, но верно. Сейчас мой мальчик влюблен, без ума от тебя, Катя Радова. Но ты думала, что будет через, скажем, – ее серые, как и у Антона, глаза, задумчиво посмотрели в глянцевый потолок, – лет пять? Или десять?

Я продолжала молчать, глядя на нее, не мигая, собирая всю свою злость воедино, как огненный пазл. А Алла продолжала:

– Антон найдет другую. Ты постареешь, подурнеешь, твой юношеский пыл угаснет. Любовь потеряет всякую значимость. И ты потеряешь всякую значимость, – почти насмешливо сказала она, и мне почудилось, что за этой злой усмешкой кроется нечто куда большее. – Поверь, все закончится крахом. У него будет уйма таких, как ты. Но я даю тебе шанс уйти без потерь. С гордостью. И с деньгами.

Между нами повисло напряженное молчание.

Она ждала.

– Мне не нужны ваши деньги, – разлепила сухие губы я. Перед глазами стоял туман. Он же липкими клочьями опутывал сердце.