Музыкальная классика в мифотворчестве советской эпохи - стр. 2
Предреволюционные годы, которые наследовали романтические мифы и стали преддверием оформления «сильной» мифологии тоталитарной эпохи, прежде всего России и Германии, были означены интенсивной мифологизацией музыки. В российской поэзии этого времени сама картина мира отождествляется с образом музыки. Музыка здесь выступает не только как предмет мифологизации, но и как ее инструмент4.
Переступая границу 1920-х, мы оказываемся в поле пересечения как минимум двух музыкально-поэтических мифологий – одна идет от традиций Серебряного века, другая же связана с выдвижением пролетарской культуры и тем новым слышанием бытия, которое она с собой приносит. Здесь и новая инструментовка «мировой партитуры», которая тоже возникает, но в совершенно другом качестве, и иное понимание места и назначения музыки в мире, соотношения ее со словом, и, наконец, другая иерархия жанров, поскольку, по слову поэта, «новые песни придумала жизнь» (М. Светлов).
Бросается в глаза то, что мифология музыки Серебряного века, в отличие от следующего «советского периода», была не столь сильно ориентирована на образ классики. «Нерукотворный космос» звучащей природы, а не образ творимой человеком культуры являлся определяющим для нее. Музыка предстает здесь соразмерным и гармоничным, но свободно стихийным организмом. Два «мифа музыки», рожденные сменяющими друг друга эпохами, оказываются почти полными антиподами. Советская эпоха возникает как небывалый исторический слом, когда совершилась коренная переоценка ценностей, а следовательно, существенный и сущностный мифологический «передел».
В данной работе нас интересует степень этой переоценки, совершенной в революционные годы и поддержанной последующими этапами становления советской власти: специфика процессов мифологизации музыки в советской культуре, механизмы ее осуществления и способы функционирования.
Новая «мифология музыки», равно как и прежняя, романтическая, свое наиболее законченное выражение получила в первую очередь в слове. Уместно вспомнить, как сама советская эпоха трактовала взаимоотношения между музыкой и словом. Своего рода призыв к действию звучит в словах наркома просвещения, обнародованных в начале 1920-х годов: «[Книга] перебрасывает некоторый мост между миром музыки и миром социальным»