Музыка ветра - стр. 2
«Сейчас станет полегче, цыпленок», – обещал он, насыпая Веронике на язык горький порошок.
Вероника морщилась, но послушно глотала, потому что верила папе. А он сочувственно морщился одновременно с ней, как будто брал на себя всю лекарственную горечь, а лекарственную пользу оставлял дочери. И так вправду порошки казались не очень противными. Когда их давала мама, вкус получался в сто раз ужаснее, Вероника не могла проглотить, давилась, кашляла и плевалась. Не специально, конечно, а потому что горько. Но мама думала, что специально, и ругалась. Она не понимала, почему Вероника с ней капризничает, а из папиных рук глотает все лекарства спокойно.
После озноба наваливался жар, и одеяла, даже пуховое, обычно невесомое, становились тяжелыми, как камень.
Вероника как-то прочитала в одной из книжек – не своих, дозволенных, детских, а тайком добытых с верхних взрослых полок – страшную историю про то, как одного человека похоронили заживо. Просто никто не заметил, что он на самом деле спит, а не умер. И он проснулся в гробу, под землей, под тяжелой каменной крышкой саркофага. Страшное слово – «саркофаг», Вероника тогда еще не знала точно его смысла, только смутно догадывалась. Задыхаясь, он пытался эту крышку поднять, но не мог. Вероника не успела дочитать, чем закончилась история, – мама обнаружила преступление и отобрала запретную книгу. И от этого было еще страшнее, потому что продолжение Вероника попыталась придумать сама, и у нее не получилось ничего хорошего. Наверное, поэтому ей часто снился сон про саркофаг. Она просыпалась, задыхаясь и беззвучно крича, и некоторое время с ужасом смотрела в темноту, пока не различала, что это не зловещая крышка саркофага, а просто угол шкафа.
Во время болезни эти сны вернулись. Одеяла превращались в камень, причем раскаленный. Вероника, задыхаясь, пыталась сдвинуть их со своей груди, но не хватало сил. Тогда папа трогал прохладной ладонью пылающий Вероникин лоб – удивительно, как его руки становились именно той температуры, какой нужно, – и сейчас же освобождал дочь из удушливого плена одеял. А потом осторожно растирал пылающее тело чем-то пахучим и холодящим, волшебной летучей жидкостью, которая чуть пощипывала кожу, растворяя жар.
И в первые минуты становилось так легко и хорошо, что казалось, еще немного – и взлетишь. Вероника устало улыбалась и засыпала.
Сны ей снились очень яркие и волшебные, но утомительные. Она все время куда-то и от кого-то бежала. То в джунглях под крики обезьян и попугаев с усилием прорубала мачете проход в густых тропических зарослях, то выплывала после кораблекрушения в черном и бурном море, уворачиваясь от злобно скалящихся острозубых русалок. А потом просыпалась совершенно измотанная, в мокрой насквозь пижаме. Первые пару минут казалось, что она уже совсем поправилась, но потом понимала, что не хватает сил просто поднять руку. И даже позвать кого-нибудь помочь выбраться из-под тяжелого влажного одеяла тоже нет сил. А из больного горла вырывается только беспомощное сипение.