Музыка пчел - стр. 3

– Мы так гордимся тобой, милый, – сказала она. – Твое имя будет в программе. Они попросили Ноя получить аттестат от твоего имени, так как ты не сможешь…

Ее голос задрожал, и она замолчала.

Джейк поморщился, лицо исказила гримаса.

– Так как я не смогу ходить, ты хочешь сказать?

Он принялся отрывисто смеяться, и каждый вырывавшийся смешок походил на лай. Это все наркоз, подумал он, но, конечно, дело было не только в этом. Джейк хохотал от самого слова «ходить», которое теперь приобрело совсем иное значение – теперь, когда он потерял ноги, свои молодые сильные ноги, которые катались на скейтборде, бегали и карабкались по скалам, ноги, которые он принимал как должное каждый день своей никчемной жизни вплоть до того момента, когда вдруг перестал ими пользоваться. Он не смог остановиться, даже когда мать спрятала лицо в ладонях и разрыдалась.

Каким же он был придурком, подумал он, смотря в зеркало. Подъехав поближе, он заметил, как сильно похудел за это время.

Еще Джейк смеялся потому, что слово «ходить» напомнило ему о мясистом злобном лице Эда Стивенсона – своего отца.

– Меньшее, что ты можешь сделать, – это донести свою ленивую задницу до вручения, – как-то сказал Эд. – Восемнадцать лет исполнится, получишь от нас свою ложку с вилкой и катись куда хочешь.

Это было последней зимой перед выпуском, когда Джейк пришел к выводу, что оценки не имеют никакого значения, раз он лишился стипендии в музыкальном колледже, и, судя по всему, вообще может не закончить школу.

– Не беспокойся обо мне, Эд, – ответил Джейк.

С начала старшей школы он начал называть отца по имени, потому что его это ужасно бесило.

– Я свалю так быстро, что ты даже не заметишь.

Поняв, что мечта учиться в музыкальной школе все же от него ускользнула, Джейк решил переехать в Портленд. Он рассчитывал, что сможет поработать в магазине пластинок или кофейне где-нибудь рядом с клубами на востоке города. Подробно пока ничего не планировал, но не может же такого быть, чтобы в таком громадном городе не нашлось работы?

Но теперь он повредил позвоночник, а значит, его ленивая задница была прочно прикована к родительскому дому. В ближайшее время переездов ему не светило, и никто, включая Эда, не мог с этим ничего поделать.

Он провел пальцами по правой стороне черепа, протер кожу полотенцем и принялся вести бритвой по левой. От скрипа, который издавало лезвие, внутри было одновременно очень хорошо и как-то тошно.

Его отец был одним из шести строителей, работавших на «Клэар Констракшн», – а значит, часто задерживался на работе по будням, как сегодня например, и эти длинные и приятно одинокие часы приносили Джейку облегчение. На выходных было сложнее: Эд укладывался перед телевизором с пивком и упаковкой арахиса. В таких случаях Джейк не выходил из своей комнаты, слушал радио или сидел в интернете. Наушники не пропускали ни харкающий кашель отца, ни звук арахисовых скорлупок, отскакивающих от стенок стеклянной миски, ни ровный, всегда одинаковый гул толпы фанатов.