Музыка - стр. 5
А прошлого на свете просто нет,
Такой материи в природе не бывает.
Лишь тусклой хилой тени силуэт
В обломках зданий тихо исчезает.
И в тишине, пронзительной и жуткой,
Где нет ни времени, ни прочих измерений,
Ослепший ветер жухлой незабудкой
Гоняет жалкие крупицы сожалений.
Но также нет и будущего в мире.
Там, где пройдёт оно, пока лишь мрак и хаос.
Полоска света делается шире —
И только двери распахнуть осталось…
Вот-вот реальность форму обретёт
И сложится в сплетенье дней и судеб,
И назовётся именами – но вот-вот…
Ну а пока что нет, а только будет.
И станет настоящим. Но едва
Его проявятся в пространстве очертанья,
Как закрывается прочтённая глава,
И настоящее становится преданьем.
Всё то, чему ведём мы строгий счёт —
Иллюзия пути в безкрайней груде,
Теченье из того, чего и нет ещё,
Туда, где ничего уже не будет.
Выбор цветка так же удивил её. Она не помнила, чтобы когда-либо высказывала вслух свои пристрастия. О нет! Внутри у Елены Николаевны всегда фонтанировал целый калейдоскоп мыслей и эмоций. Но она не имела привычки делиться ими с окружающими. Хотя, по-видимому, часто её внутренняя жизнь проносилась у неё на лице, проступала на нём, как яркая краска проступает на тонком пергаменте. Мать, бывало, говорила ей: «Дорогая, ты слишком громко думаешь!»
Алексей Платонович, как никто другой, умел читать эти послания Елениной души во внешний мир. А может быть, ловил и хорошо запоминал случайно оброненные и забытые ею замечания? Фиалка всегда вызывала у неё чувство сожаления, и видом своим, и ароматом. Почему – она и сама не знала. Хрупкий цветок, который неизбежно увянет. А запах его казался ей меланхоличным. Выходит, смысл всего послания – сожаление?
Как бы то ни было, фиалка затронула что-то внутри Елены Николаевны, что-то смутное, и не ясно было, нравится ли то ей, или нет. Нравилось, наверное, то, что Неволин, как всегда, угадывает её, а не нравится, что между ними что-то не то. Он пишет об этом, а она, безтолковая, не в силах понять. Только где-то в глубине души, тихо-тихо, будто издалека, грустно позванивал маленький колокольчик.
Ей вскоре пришлось посмеяться над собой – в передней устанавливали новый звонок, это он звенел, когда дворник влезал на лестницу, чтобы подвесить его над дверью.
«Ну вот, – сказала старая нянюшка, – новый звонок – новые вести. Теперь ждите, кто первый позвонит в него, такую и весть принесёт». В тот же вечер обновка пригодилась, колокольчик весело затренькал, оповещая дом о гостях. Но, как нарочно, дома были только Елена Николаевна и няня, которая вдобавок придремала за своим вязанием. Хозяйке пришлось открыть самой. Она изумлённо ахнула, увидев, кто пришёл. «Это Вы…» – только и смогла вымолвить. Неволин стоял перед нею, держа в руках свою шляпу и какой-то большой свёрток, и, казалось, не вполне сознавал, где он и что с ним. Наверное, он просто не ожидал, что сразу увидит её, а приготовился здороваться с прислугой или домочадцами. С чуть приоткрытым ртом он так и замер на месте и, не отрываясь, смотрел на Елену Николаевну. А она на него. Он похудел, лицо стало какое-то… строгое, что ли. Ну разумеется, он много занимается, не спит ночами, корпит над своей наукой. Питается как попало, забывая поесть…