Музыка моего сердца - стр. 29
Не было особых поводов протестовать и предложение было вяло, но принято.
Днем все ребята пошли в наш клуб украшать здание и настраивать оборудование. Я в нашем доме готовила обед, Финн остался со мной помочь. Он уже совсем хорошо говорил по-русски, вероятно у него был талант к языкам.
– В тебе что-то изменилось, – заметил он.
– Я приняла решение жить дальше.
Он молчал какое-то время, погрузившись в свои мысли.
– Я сейчас вдруг осознал, что я где-то на краю, твои слова привели меня к этой мысли.
Он опять замолчал. Я не мешала ему думать. Первый раз за все время он начал говорить о том, что происходит у него внутри.
– Ты права, надо принимать решение. Так жить нельзя. Это и на жизнь не похоже, это какая-то тюрьма.
– Ты действительно к этому готов? К решению? Пока ты на краю, чаши весов внутри тебя одинаковы. Когда ты подходишь к тому, что нужно что-то решать, какая-то из чаш перевешивает, ты либо очень хочешь жить, либо очень хочешь умереть. Это и становится твоим решением. Пока чаши весов одинаковы, ты не знаешь, чего же на самом деле хочешь, и можешь принять неверное решение. Подталкивать себя к этому нельзя.
– Ты говоришь так, как будто это с тобой уже было.
– Если бы у меня было девять жизней, как у кошки, то две из них уже сгорело.
Я не стала продолжать, и рассказа о двух смертях не было. Финн не стал расспрашивать. Он вообще был очень тактичным.
– Ты очень хорошо воспитан, – спустя какое-то время сказала я, – чья это заслуга?
– Мамы. Она была очень чуткой и понимающей. В ней было столько любви к людям, столько уважения. Она никогда не ругала меня за плохие или недостойные поступки когда я был маленький. Она всегда спрашивала, как бы я себя чувствовал на месте того, кому я сделал плохо. Она всегда селила меня в чужую шкуру, и, побывав в ней мысленно, она переставала быть чужой. Она не учила меня тому, что хорошо и плохо, как надо делать, как правильно, ничего такого, она просто селила меня в чужую шкуру. Мои дочери ее очень любили. Да ее вообще все любили, я не встречал человека светлее ее. Хотя встречались похожие, например ты.
– Ого, сравнить меня с такой замечательной мамой, дорогого стоит!
– Это правда, – с улыбкой сказал он, – у меня вообще была очень хорошая семья. Родители научили меня любить. Они всегда относились с уважением друг к другу, никогда не ругались на людях и при нас с братом. Я много лет думал, что так и должно быть, что это и есть семья. Потом, в школе у меня появились друзья, бывая у них дома, я видел их семьи, и начал понимать, что не все одинаковы. Однажды я был в гостях у одного друга, и пришел его пьяный отец, они скандалили с его матерью в другой комнате, потом послышались звуки ломающейся мебели и плачь матери. Дверь в нашей комнате была открыта, и я видел, как она прошла в ванную с разбитым лицом. Я был в таком шоке. Я думал, что она сделала что-то очень плохое, раз муж так накинулся на нее. Оказалось, что нет, друг сказал, что это у них обычная история. Потом я окончательно убедился, что все семьи разные. Но считал, что моя собственная семья будет похожа на родительскую. Позже так оно и вышло. У меня была хорошая жена, очень красивая и спокойная. Она привлекла меня своей скромностью. В то время, когда мы с ней познакомились, я негативно относился к большинству девушек. Мне не нравилось, как они вели себя, напивались, занимались сексом в туалетах баров с незнакомцами, бросали своих детей на родителей и уходили в загул. Мне редко встречались девушки, с которыми было о чем поговорить. Когда я встретил Мэри, то удивился тому, что она красивая, но при этом не спала со всеми подряд. Когда она родила первую дочь, я был самым счастливым человеком на земле, а когда родилась вторая, я стал еще счастливее, хотя считал, что быть еще более счастливым уже нельзя. У нас была хорошая семья.