Мужчины – о себе - стр. 21
В тяжелых доспехах и с полным вооружением Голиаф прошествовал на территорию ничейной земли между двумя армиями и выкрикнул:
«Зачем вышли вы воевать? Не Филистимлянин ли я, а вы рабы Сауловы? Выберите у себя человека, и пусть сойдет ко мне. Если он может сразиться со мною и убьет меня, то мы будем вашими рабами; если же я одолею его и убью его, то вы будете нашими рабами, и будете служить нам… Сегодня я посрамлю полки Израильские; дайте мне человека, и мы сразимся вдвоем» (1 Цар. 17:8–10).
Так Клинт Иствуд говаривал: «Давай, выходи, кто там сегодня». Но для мужчин Израиля это также была возможность самоутвердиться и спасти свой народ. Для всех верных сынов отечества настало время поспешить на выручку своему народу. Однако «…услышали Саул и все Израильтяне эти слова Филистимлянина, и очень испугались и ужаснулись» (1 Цар. 17:11).
Так продолжалось сорок дней. Утром и вечером великан Голиаф вызывал мужей Израильских, но ни один из них не сдвинулся с места.
И вот на сцене появляется юный Давид, которого отец послал отнести еду и припасы братьям. Он пришел как раз в тот момент, когда Голиаф выступал со своей ежедневной похвальбой. «И все Израильтяне, – говорит священнописатель, – увидев этого человека, убегали от него, и весьма боялись» (1 Цар. 17:24). Давиду оставалось только недоумевать, что же это за воины. Первое впечатление о них было далеко не лучшим.
«И говорили Израильтяне: видите этого выступающего человека? Он выступает, чтобы поносить Израиля. Если бы кто убил его, одарил бы того царь великим богатством, и дочь свою выдал бы за него, и дом отца его сделал бы свободным в Израиле» (1 Цар. 17:25).
Легко себе представить, как должны были подействовать на юношу подобные перспективы. Ведь эти награды представляют собой все то, чего можно пожелать, чтобы утвердить себя в качестве настоящего мужчины. Стоит только победить в поединке, и наградам не будет числа: богатство, царская дочь, привилегии для семьи и всеобщий почет.
Но Давид не такой человек. Им движет не стремление к наградам. Конечно, он не отказался бы от богатства, царской дочери и привилегий для своей семьи. Просто не это было определяющим, и не это побудило его действовать.
Нет, то, что двигало Давидом, связано с иными представлениями о мужественности. Было что-то в сердце, в душе, что призывало его прославить своего Творца.
«Раб твой пас овец у отца своего, и когда, бывало, приходил лев или медведь и уносил овцу из стада, то я гнался за ним, и нападал на него, и отнимал из пасти его; а если он бросался на меня, то я брал его за космы, и поражал его, и умерщвлял его. И льва и медведя убивал раб твой, и с этим Филистимлянином необрезанным будет то же, что с ними, потому что так поносит воинство Бога живого… Господь, Который избавлял меня от льва и медведя, избавит меня и от руки этого Филистимлянина» (1 Цар. 17:34–37).