Мужчины не ее жизни - стр. 48
– Давай только без этой безысходности, Эдди… ладно?
– Я люблю вас, – повторил он.
– Не надо меня любить, – напомнила она ему.
Не стоит и говорить, что день этот прошел у него как в тумане.
Вскоре после этого разговора он как-то раз вернулся вечером из кинотеатра в Саутгемптоне и, войдя к себе в спальню, увидел, что там стоит Марион. Вечерняя нянька уже ушла домой. Сердце у него сразу же упало, потому что он понял: она здесь вовсе не для того, чтобы соблазнить его. Она начала говорить о некоторых фотографиях в его гостевой спальне и ванной; она просит прощения, что вторгается к нему, но (уважая его личную жизнь) она позволяет себе заходить в его комнату и смотреть на фотографии, только когда его нет дома. Чаще всего она вспоминает об одной из этих фотографий (она не пожелала ему сказать о какой), а потому задержалась чуть дольше, чем хотела поначалу.
Когда она ушла, пожелав ему спокойной ночи, он почувствовал себя самым несчастным из людей. Но перед тем как лечь, он обнаружил, что она сложила его валявшуюся повсюду одежду. А еще она сняла полотенце с его обычного места на шторке в ванной и аккуратно повесила на его надлежащее место – на вешалку для полотенец. И наконец, хотя это должно было броситься в глаза в первую очередь, Эдди заметил, что его кровать аккуратно застелена. Он никогда не стелил ее, да и Марион (по крайней мере в съемном доме) не стелила свою!
Два дня спустя он, вывалив почту на кухонный стол в собачьей будке, начал готовить кофе. Пока кофе закипал, он зашел в спальню. Поначалу ему показалось, что это Марион лежит на кровати, но это был всего лишь ее кашемировый джемпер. (Всего лишь!) Пуговицы она оставила незастегнутыми, а длинные рукава были закинуты наверх, словно невидимая женщина в джемпере закинула за свою невидимую голову невидимые руки. Там, где пуговицы были расстегнуты, виднелся бюстгальтер; все это выглядело куда более соблазнительно, чем любые комбинации с ее одеждой, которые придумывал сам Эдди. Бюстгальтер был белым, как и трусики, положенные Марион именно туда, куда бы их положил и сам Эдди.
Входите сюда…
Текущая молодая мать Теда Коула тем летом 58-го года, миссис Вон, была маленькой, темноволосой, пугливой и диковатой на вид. В течение месяца Эдди видел ее только на рисунках Теда. А видел Эдди только те рисунки, для которых миссис Вон позировала со своим сыном – тоже маленьким, темноволосым и диковатым; Эдди не мог отделаться от мысли, что эта парочка может броситься на человека и покусать его. Миниатюрные черты миссис Вон и ее слишком молодежная, почти мужская стрижка не могли скрыть какую-то ожесточенность или, по крайней мере, неуравновешенность в характере молодой матери. И, глядя на ее сына, можно было подумать, что он сейчас плюнет или зашипит, как загнанный в угол кот; впрочем, может, он просто не любил позировать.